— Давай огонек, — ворвался в трубку голос Степанова, — загороди им дорожку в лощине... Поторопи моих минометчиков.
— Есть...
Береговой на мгновение оглянулся, словно хотел проверить, все ли на местах, все ли чувствуют так же, как он, важность наступившей минуты, и негромко скомандовал:
— По фашистской пехоте... шрапнелью... За командира нашего дивизиона, за нашего Петрашку — четыре снаряда, беглый огонь!..
К полудню ожесточенная перестрелка вспыхнула где-то за лощиной, на правом фланге, позади наблюдательного пункта. Над Новинками поднялся густой клубок дыма, а потом хвостатое пламя охватило село.
Неведомо откуда к Береговому спрыгнул Степанов — потный, в глине, яростно возбужденный:
— Третий час сосед бьется и не может вышвырнуть немцев — просочились к нему в стык двух рот. Они уже мой штаб обстреливают. Поддержи меня — сейчас поведу взвод... Я ему покажу, как надо бить фашистов, — карабкаясь на бруствер, крикнул он и побежал в сторону реки. А через какие-то минуты по дну пологого оврага побежали стрелки с винтовками к левому флангу соседнего батальона. А оттуда, из оврага, прямо по огороду на наблюдательный пункт устремился всадник, за ним еле поспевал второй. И прежде чем Береговой сообразил, что произошло, всадник круто осадил разгоряченного коня прямо перед окопом.
Склонившись с седла к смотровой щели, Степанов прокричал:
— Ну что, артиллерия, — готова?
— Да вы что, товарищ капитан, спятили?! Демаскируете НП! — задохнувшись от гнева, старался перекричать комбата Береговой, но тот, вздыбив коня, уже разносил своих минометчиков:
— Сейчас же... немедленно беглый огонь вон по тому гребню!
Потом командир дивизиона увидел, как Степанов на полном намете приник к шее коня и, размахивая самодельным стеком, словно клинком в стремительной атаке, исчез за поворотом оврага.
Увеличенный до чудовищных размеров в стереотрубе возник огненный разрыв бризантного снаряда. Холодные комья земли посыпались на управленцев, и Береговой услышал, как тонко и протяжно застонал кто-то там, где только что, по приказу Степанова, торопливо отстреливались минометчики...
Только к вечеру сумел Береговой заглянуть ненадолго к Макатаеву и Соколову. Уже остыли, прочищенные банниками, стволы орудий прямой наводки. Макатаев стоял на своих крепких ногах и, не отрывая от глаз бинокля, поучал:
— В состоянии торопливости больше не надо, товарищ наводчик, — три снаряда маху дал.
— Да она, как крыса, ныряла, эта машина, — виновато оправдывался наводчик, протирая панораму.
— Вот и не надо... совсем не надо торопливость... Раз — навел, раз — огонь.
— Зато, товарищ лейтенант, с элеватора наблюдательный ихний здорово сковырнули, — не удержавшись, вступился за наводчика Соколов. Ему не хотелось, чтобы командир дивизиона остался недоволен результатами работы его орудия.
Башенка элеватора чернела темным рваным провалом. Забара долго смотрел туда, молча скручивая самокрутку, долго не раскуривал, раз-другой откусывал кончик. Потом решительно чиркнул спичкой и жарко раскурил.
— Ничего... Главное — стоим. А он — лежит.
Все посмотрели туда, куда протянул тяжелую руку Забара.
На дороге, что вела к догоравшим Новинкам, лежали остовы разбитых, с тупыми, короткими капотами машин, трупы толстых короткохвостых коней, валялись у полусожженных стогов исковерканные пулеметы и минометы. И только откуда-то из глубины рощи взлетали первые сторожевые ракеты немцев.
— Это им за Петрашку, — подошел к орудию Соколов и сделал какие-то заметки на стволе: он открывал счет мести врагу.
Глава пятая
«ДИКАЯ ДИВИЗИЯ»
Для осуществления октябрьского наступления на на Москву фашистское командование сосредоточило крупные силы. Только против одной дивизии генерала Панфилова, защищавшей в первые дни боев рубеж Московское море — совхоз Булычево, действовали две танковые, две моторизованные и одна пехотная дивизии фашистов. С рассвета и до позднего вечера немецкие самолеты обрушивали на боевые порядки наших частей непрерывные бомбовые удары, причинявшие, впрочем, незначительный урон.
После очередного налета фашистской авиации бойцы невесело ворчали:
— Сори пока, сори. Наша земля все выдержит. Посмотрим, что запоете, когда мы наступать начнем. — И с молчаливым ожесточением отбрасывали атакующих автоматчиков врага, отбивая их яростный натиск.
Читать дальше