Дмитрий Снегин - Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести

— Доброе дело, — отозвался подполковник. — Да не разорим ли мы управление второго дивизиона? — пошутил он.

Вскоре на столе уютно замурлыкал огромный медный самовар. Сто граммов водки, консервы и сахар, душистый, знойный грузинский чай — все это настроило артиллеристов на лирический лад. Подмываемый этим чувством, Береговой чуть было не выставил на стол заветного Петрашкиного поросенка, но вовремя воздержался: Арсений не простил бы ему этой слабости.

К ночи Петрашко привел гаубичную батарею в назначенный приказом пункт. Командир батальона отрекомендовался:

— Баурджан Момыш-улы.

Выслушав Арсения, он сказал ему:

— Давай поскорей налаживай свою музыку. К утру будут немцы. Встретить надо веселее.

Комбат был в приподнятом, взвинченном настроении. Уже трое суток он осваивал отведенный батальону рубеж обороны и помог Петрашко выбрать безошибочное место для наблюдательного пункта перед деревней. Арсений отослал командира батареи лейтенанта Андреева устанавливать орудия, а сам с управленцами принялся за оборудование НП.

Все, к чему прикасался Арсений, приобретало особую прочность, домовитость и постоянство. К рассвету наблюдательный пункт возвышался едва приметным холмиком среди кустов и пней, которыми всегда изобилуют лесные опушки. В секторе обзора оказались две сосны, их пришлось срубить, и тогда открылась широкая панорама: перелески, поляна, две дороги, слившиеся в одну возле околицы, еще село и колокольня, река, за ней снова черная извилистая лента дороги.

К рассвету с огневой вернулся Андреев, удовлетворенно заметил:

— Теперь можно спокойно работать. Все на месте.

Петрашко молча кивнул ему головой. Он сидел у стереотрубы и медленно, с присущей артиллеристам внимательностью и последовательностью, обшаривал глазами каждую складочку земли, каждый кустик, каждый поворот дороги, каждый угол дома.

Утро занималось медленно, свет на землю приливал волнами оттого, что солнце закрывали серые тучи неодинаковой плотности. Едва видимая дымка висела над землей, и неощутимый ветер гнал дымку к реке. Над рекой плыл редкий пепельный туман.

Предупредительной ракеты сторожевой заставы Петрашко не заметил. Глазом стереотрубы он сразу поймал немцев. На трех грузовиках они ворвались в селение, и, прыгая через борты, рассыпались по улице.

Хлопнуло два-три винтовочных выстрела, чиркнула короткая автоматная очередь, и вдруг из-за угла сарая выпорхнуло большое стадо перепуганных гусей. Изогнувшись и выбросив далеко вперед руки, за гусями гнались три немца.

— Товарищ лейтенант, — взмолился Андреев, — давайте подбросим им парочку гранат. Да глядите, вон какая-то женщина с палкой навстречу фашистам выскочила.

Андреев говорил просительно, как ребенок, которому не позволяют поиграть с огнем. Но руки его, слившиеся с биноклем, заметно дрожали.

— Нет, дружище, пока нельзя. Приказ есть приказ, — ответил Петрашко и не в состоянии больше смотреть на село, где теперь хозяйничали фашисты, отстранился от стереотрубы.

Но вот снова раздались выстрелы. Петрашко, отстранив Андреева, прильнул к стереотрубе. В сером зыбком свете наступающего утра были различимы фигуры немецких солдат, перебегавших по склону.

Приблизившись к берегу реки, они затерялись в кустарнике. Там завязалась перестрелка.

Арсений оставил в покое группу немецких пехотинцев и направил стереотрубу на село. Уже невооруженным глазом он приметил там что-то неладное и сейчас хотел проверить... Перекресток... улица... Грузовики исчезли... Околица... А вот что-то интересное...

Медленно, как бы прощупывая под собой незнакомую местность, из села выползали и тотчас рассредоточивались танки. Когда они приблизились к берегу реки, ударила наша артиллерия. К этому времени солнце уже высоко поднялось над лесом, туман рассеялся и поле стало чистым.

Танки, облепленные густыми вспышками разрывов, не решились форсировать реку, а повернули вспять и скрылись за лилово-красноватым холмом. Петрашко слышал частые винтовочные хлопки, автоматные очереди, заливистый лай станковых пулеметов. Но все же как-то не воспринималось, не осознавалось до конца, что это уже не маневры, не учебные стрельбы, а воина. И только когда в окоп свалился связист, бегавший устранять первый в своей жизни боевой, а не условный порыв провода, и, ни к кому не обращаясь, горестно сказал: «Уже раненых понесли», Петрашко до конца осознал — где он и что ему надо делать.