— Красноармеец Мосин, товарищ подполковник.
— И что ты здесь делаешь такой... слабенький?
— Определен в помощники к полковому повару.
— Да при такой комплекции тебе впору гаубицу таскать.
— Так точно... На действительной службе пушечный вьюк один на коня поднимал. Заряжающий я, — единым духом выпаливает Мосин.
— Вот что, — обращается подполковник к Петрашко, — да вы сидите, сидите. Этого помощника повара зачислить в орудийный расчет шестой батареи, к лейтенанту Андрееву. У него, помнится, нехватка людей...
После обеда Андреев и Береговой поднялись из-за стола и направились к круглой беседке, притаившейся в глубине лагерного сада. Там работал Скоробогат-Ляховский, и беседка именовалась «комиссарской». По дороге к ним присоединился Стуге, как всегда, бодрый, энергичный.
— К комиссару, товарищи? — поздоровался он.
— Точно так.
— Значит, по пути. Шире шаг, опаздываем.
Ляховский встретил их обычной приветливой улыбкой:
— Садитесь, товарищи. Сейчас подойдут остальные командиры, и мы поговорим о наших неотложных делах.
Он сидел за маленьким дачным столиком, заваленным кипами книг, газет, журналов и наставлений. Веселые солнечные зайчики, пробившись сквозь густую листву беседки, трепетали на столе, на полу, на тонких узорных столбиках, и казалось, что беседка едва приметно колеблется, как поплавок на воде.
Когда собрались все командиры батарей, Ляховский приступил к разговору:
— Товарищи, командир Красной Армии не просто командир, а и комиссар — душа своего подразделения, партийный вожак и наставник своих подчиненных. И вот эту — я не ошибусь, если скажу, — главную сторону своей деятельности еще не каждый из вас понял и продумал до конца.
Он умолк и неторопливо вынул из пачки газет одну, любовно ее разгладил, и все увидели четкую надпись — «За Родину!»
— Вот, посмотрите. Первый номер нашей дивизионной газеты. В нем опубликована статья командира нашей дивизии генерала Панфилова, большевика, коммуниста. Из одного названия статьи мы должны понять весь объем работы и требования нашего генерала.
Скоробогат-Ляховский красным карандашом подчеркнул слова: «Готовиться к большим наступательным сражениям».
Выждав паузу, комиссар продолжал:
— К большим наступательным сражениям каждый из нас должен быть готов не на словах, а на деле. Надо быть мужественным и обладать героическим сердцем. А вот один из командиров мне как-то заявил по поводу героизма и отваги: «Герои — это избранники, единицы. Не каждому дано быть героем».
— Это я так... товарищ батальонный комиссар, — склонил голову Андреев, пытаясь скрыть смущение.
— Нет это непонимание, товарищ Андреев, — прервал его Ляховский. — Не хвастовство, а упорная работа по повышению идейного уровня скрывается за словом героизм. Вот генерал пишет:
«Советский народ, объединенный вокруг коммунистической партии, ведет священную отечественную войну. Прошел месяц со дня начала этой войны. Впереди еще предстоят грандиозные схватки с врагом. Каждый красноармеец, слышите, — поднял глаза комиссар, — каждый красноармеец должен в кратчайшие сроки с максимальным напряжением сил готовить из себя бесстрашного героя... достойного сына великой социалистической Родины» *.
— Готовить из себя бесстрашного героя, товарищи, это не только быть честным, скромным, в совершенстве знающим свою боевую технику. Нет. Это значит — стать... быть смелым, понимать назначение своего подвига, то есть любить свой народ, свою Родину всем сердцем. Вот такой работы, товарищи командиры, я хочу... я требую от вас! Возьмите эту газету, она всегда вам пригодится.
Покинув беседку, некоторое время командиры шли молча, в ногу. Андреев дышал шумно и часто. Насколько успел заметить Береговой, с ним это бывало в минуты, когда он взволнован или с чем-нибудь не согласен. Так случилось и теперь. Вдруг он остановился и раздраженно заговорил:
— Героизм... бесстрашие. Попадем на фронт, тогда и посмотрим — кто герой.
— Все ты отлично понимаешь, а зачем прикидываешься простачком — неизвестно, — возразил ему Береговой.
— Что я понимаю?
— Да то, что нам надо действительно много работать и бойцов подтягивать.
— Все это мелочи, все давно известно.
— Нет, не мелочи, — вскипел Стуге. — И то не мелочь, что у тебя гимнастерка помята и сапоги в глине, и ремень на боку, — он неприязненно посмотрел на Андреева и, козырнув, свернул в боковую аллею.
— Эй ты, строгач, — крикнул ему вслед Андреев, — вернись на минутку.
Читать дальше