Николай Горбачев - Битва

— И верно, живет, Лидуша! — тихо и жарко выдохнул он; сжав своими ручищами ладони жены, держал так, замерев, затаив дыхание, боясь нарушить миг открытия, поразивший его своей внезапностью. Руки Лидии Ксаверьевны утопали в сжатых ладонях Сергеева, всегда горячих — летом и зимой: она чувствовала, как тепло передавалось ей сейчас, растекалось ощутимо, приятно, и душа ее еще больше наполнялась умилением, обожанием, и все как бы плескалось у нее внутри. Горячим шепотом спросила:

— Ну так говори, говори, Егор! Что там у тебя? Что за «важное»? Я ведь, знаешь, нетерпячка!

— Знаю, знаю! — Сергеев похлопал легонько, с любовью, по ее ладоням. — А важное — да… Только от министра. Опять, Лидушка, ехать… Большое дело продолжать. Вот так!

— Ты, конечно, дал согласие?

— Видишь ли, не поздно, можно и отказаться. Ты же теперь… Вас же двое. Как будет все, не знаю.

— Решай, Егор, сам. Если интересно. А я, ты же знаешь… Вернее, мы… — Она с прежней улыбкой сделала ударение на слове «мы». — Теперь уже мы скажем тебе, как тогда, давно, сказала одна знакомая: «А на Сахалин не надо?»

Он рассмеялся, лицо его все заискрилось, словно бы осветилось давним, приятным.

— Да, да! Было, было… А один знакомый тогда ответил: «Пока нет».

— А она сказала: «Задача легкая — приготовилась к более сложной!»

— Помню, помню! Все помню!

Он рассмеялся и, чтобы приглушить смех, прикладывал ее руки к своим губам — шершавым, обветренным, но теплым.

— Так когда, Егор?

— Еще в ЦК будут приглашать, беседовать.

— Значит, может затянуться?

— Вряд ли. Дело, Лидуша, пожалуй, нескольких дней.

— Ну, что ж… — Она понизила голос. — Нас тоже заберешь, сразу. Мы одни не останемся. Единственное условие.

— Хорошо, хорошо! Только с врачами посоветуемся.

— А-а, с этим главврачом? Вчера, когда он, — Лидия Ксаверьевна повела глазами на свой живот, — постучал впервые, этот врач приходил и не очень-то, кажется, остался доволен. Так что можешь не советоваться, Егор, его я не послушаю. Это наше — слышишь? — наше требование: быть с тобой, и ты его выполнишь. Так, Егор?

Он видел, что она говорила взволнованно, даже чуточку раздраженно: неровный румянец проступил на щеках, в глазах — сухие искорки, и Сергеев поспешил успокоить ее:

— Хорошо, Лидуша. Ладно.

Он перевел разговор на другие темы: что делается дома, кто звонил из ее коллег по театру. Посмеялись над тем, как обращалась к нему, Сергееву, тетя Сима, аккуратно, каждую неделю, звоня ему по телефону: «Ваше превосходительство, товарищ генерал, каково состояние Лидии Ксаверьевны?» Лидия Ксаверьевна смеялась, зажимая рот ладонями, Сергеев — сдержанно откидываясь на спинку стула. Потом он заторопился, сказав ей с улыбкой:

— С врачами, Лидуша, все же посоветуюсь, а решение примем сами, по-военному!

В дверях он, обернувшись, кивнул и знакомо, двумя глазами сразу, подмигнул. Лидии Ксаверьевне такое нравилось: выходило у него наивно и трогательно.

Лидия Ксаверьевна еще смотрела на закрывшуюся половинку двери, мысленно видя, как он, высокий, прямой, в куцем, не по росту, халате, удаляется по коридору; улыбка светилась на ее лице. Голос Клавдии Ивановны вывел ее из этого состояния:

— Что же, Лидия Ксаверьевна, никак, мужа куда-то посылают?

— Посылают.

— Из Москвы, значит? Надолго?

— Может, на всю жизнь, Клавдия Ивановна.

— Эва, и генералам покою нет.

10 мая

Вернулся из поездок по точкам будущего комплекса. Жил на каждой по неделе — разбирался с положением дел, подкручивал, подтягивал и строителей и монтажников: положение пока грустное. Удастся ли через год-полтора произвести экспериментальный пуск антиракеты? Вопрос вопросов…

Сюда, на головную точку, вернулся, как в рай. Вот уж истинно: все относительно!

Вечером приземлился вертолет — прилетел Шубин. Здороваясь, упредил: «После вас, Сергей Александрович, облетел точки, доложили мои капитаны: все замечания принимаем! Но я вам привез новость: завтра прилетают ваш министр Звягинцев и генерал Бондарин — просили передать. Встречать нам обоим. В областной центр, к московскому рейсу».

Обговорили, уточнили дела строительные и завтрашний визит. Не было, как говорится, печали…

11 мая

Представительную делегацию на аэродроме встречали местные партийные и советские власти. Секретарь обкома Толоконников, черноволосый, веселый, настоял: завтракать. Посмеялся: «Глазам, как говорят, — слезы рту — пища… Думаю, слезы еще впереди, — значит, начнем с пищи!»