– Слушаю, Иван Петрович. Будет сделано, Иван Петрович.
Из трубки доносился невнятный гул. Постепенно гул нарастал. Бабушка отвела трубку от уха на некоторое расстояние, и до меня стали долетать отдельные слова: «Срок… план… объект… лишу прогрессивки…»
– Поставщики подводят, Иван Петрович, – отвечала Бабушка. – А потом лимиты…
Гул перешел в рокот. Взгляд у Бабушки стал отсутствующим.
– Я зайду попозже, – сказал я, поднимаясь со стула.
Бабушка машинально протянула мне руку, и я ощутил вялое пожатие. Глаза Бабушки смотрели мимо меня, на портрет Менделеева (очевидно, вешая его на стенку, Бабушка считала, что Менделеев имеет какое-то отношение к канализации).
Я ушел, но этот визит имел последствия. Оскорбив нас с Мамой кукушками, Бабушка оказала тем самым себе плохую услугу. Хотя я не считал себя кукушкой, но это обидное слово глубоко запало мне в память и, конечно, в роковую минуту всплыло.
Роковая минута после разговора с Бабушкой наступила довольно скоро. Меня неожиданно включили в сборную города, и через день я должен был уже находиться на пути в Ростов, где предполагалось провести две товарищеские встречи.
Маму же, как назло, вызвали к декану и предложили в наикратчайший срок представить черновик дипломного проекта. Вопрос о Рисе встал со всей остротой.
Два дня мы с Мамой ругались, мирились, был даже момент, когда мы твердо решили разойтись. И тогда я вспомнил произнесенное Бабушкой слово «кукушки». Ах, кукушки…
Конечно, нам с Мамой было несравненно труднее, чем кукушке. Кукушка действует, руководствуясь инстинктом, не составляя никакого плана. Увидела гнездо, кинула яйцо и полетела себе дальше. Нам же с Мамой надо было рассчитать план с математической точностью. Самое главное – предстояло установить момент, когда Бабушка находится на полпути между трестом канализации и домом.
Такой момент я установил путем многочисленных наблюдений.
За две минуты до Бабушкиного приезда Рис в коляске был вознесен на третий этаж. Я едва успел забежать за угол, как появилась Бабушкина машина. Бабушка кивнула шоферу и бодрой походкой вошла в подъезд Вскоре Бабушка появилась снова. Но теперь у Бабушки не было бодрой походки У нее вообще ничего не осталось от начальственного вида. Бабушка стала растерянно озираться, как самая обыкновенная бабушка. Она явно жаждала увидеть меня. Не обнаружив меня, Бабушка неуверенно потопталась, зачем-то оглядела верхние этажи здания напротив и неожиданно проворно побежала в расположенный рядом магазин «Молоко».
В коляске я оставил письмо, в котором объяснял, почему мы последовали кукушкиному примеру, и просил у Бабушки прощения.
В этот же день я уехал на сборы, а Мама отправилась в деревню к своей двоюродной сестре, чтобы как следует поработать над дипломным проектом. Когда я вернулся со сборов, а Мама приехала из деревни, то дело уже было сделано. Бабушка ушла на пенсию, а Рис твердо считал, что его родила Бабушка, и слышать не хотел о возвращении домой. На словах Бабушка вроде бы его не поддерживала, но всегда находила массу причин, чтобы затянуть переезд Риса домой. Дедушка ходил в личине дипломата и лишь покашливал, но у меня были основания предполагать, что половину причин изобрел он.
В общем, Риса удалось отбить лишь после того, как мы с Мамой получили квартиру, хотя можно считать, что эту квартиру получили не мы с Мамой, а Дедушка с Бабушкой, потому что Дедушка с Бабушкой находились в нашей квартире больше нас самих. Бабушка отлучалась лишь ненадолго, а вернувшись, находила много упущений в воспитании Риса и особенно в уходе за ним.
– Ты не голодный, внучек? – первым делом спрашивала Бабушка, войдя в нашу, а вернее – в собственную квартиру.
– Смотря что, – осторожно отвечал Рис.
Бабушка ставила на стол огромную коробку с тортом.
– Вообще, – говорила Бабушка. – Ты сколько часов уже не ел?
Рис тащил из другой комнаты Мамины маникюрные ножницы.
– Он с цветами или с зайцами?
– С цветами.
– С зайцами вкуснее, – капризничал Рис, но тем не менее деловито начинал пилить шпагат на коробке.
– Бедный ребенок, – говорила Бабушка. – Сразу видно, что он голодный. Наверно, часа два ничего не ел.
– Три, – уточнял Рис. – Сначала в двенадцать ничего не ел, потом в одиннадцать, потом в десять.
– Три часа голодный! – ужасалась Бабушка. – Что же это за родители! Это изверги, а не родители!
И пошло, и поехало.
Бабушка вообще любила «давать чертей», как она выражалась. Бабушка по натуре своей была воином, вот почему она, наверно, дослужилась до начальника такого сложного и «богом и людьми проклятого» (Бабушкино выражение) треста. Когда Бабушка начинала «давать чертей», то не стеснялась в выражениях, будто находилась на производственном собрании водопроводчиков. Во время конфликтов я так ей и говорил:
Читать дальше