Арон Эрлих - Молодые люди

Но в этот самый момент дверь комнаты снова раскрылась и на пороге ее объявились все сразу — Алешка Громов, Лидка Васильева и тот самый под машинку остриженный китаец, что нынче рано утром купил велосипед…

Витька поднялся с табурета, ни о чем больше не спрашивая, тем более что китаец уже показывал на него пальцем и что-то возбужденно говорил по-своему. Громов двинулся от порога к столу. Витька подался назад, к окну.

Громов неторопливо подошел к столу, очистил его — пошвырял со стола на кровать Глушкова раскрытый нож, завернутый в бумагу сыр, колбасу, обрывок газеты смял в комок и кинул его через всю комнату мимо Глушкова в раскрытое окошко. После чего, упершись обеими руками в стол и перегнувшись над ним, сказал:

— А ну, Виктор Афанасьевич, иди сюда… Выкладывай, первым делом, денежки на стол.

Витька жался к подоконнику, ворочал головой в разные стороны и зорко следил за малейшими движениями своих противников. Не было ему хода: прямо перед ним — Алешка Громов, слева — Самохин, справа — Медведев за своей тумбочкой; он еще держит карандаш в слегка приподнятой руке, но уже обернулся к Громову, выжидая его приказаний… А там, в дверях, на резерве — китаец и Лидка… Глушков покосился за окно.

— Высоко, Витенька! — напомнил Громов. — Сам знаешь, третий этаж, не стоит и пробовать… — И это нарочито ласковое «Витенька» распалило в Глушкове пожар злобы, вспышку неистового и тягостного в своей неразрешимости гнева.

Тут Медведев поднялся со своего места. Вероятнее всего, он просто хотел выбраться поскорее из комнаты, уйти подальше от греха. Но Витька усмотрел в этом движении первую непосредственную угрозу действием и, кинувшись вперед, яростным ударом кулака в переносье сбил Медведева с ног. Отлетев к самой стене, Володя рухнул на пол.

В следующее мгновение Алеша уже боролся с Глушковым, на помощь ему поспешили и Самохин и Ваня. Глушков сопротивлялся бешено, справиться с ним даже втроем оказалось не так-то просто. Разлетались и падали в разные стороны табуретки, стулья, сдвигались с мест своих тяжелые тумбочки, свалилось и вдребезги рассыпалось по полу осколками туалетное зеркальце.

Наконец Витьку удалось смирить, руки ему накрепко связали его же собственным поясным ремнем. Шумно сопя и дыша, вывернули ему все карманы, отсчитали из найденных денег сколько следовало обманутому Ван Цзи-вею.

— Так… Теперь… теперь зовите Анастасию Степановну, — попросил Алеша. — Кто-нибудь… — Он по-прежнему еще тяжело дышал после борьбы, а в уголках его рта пузырилась вместе со слюной кровь, он все сплевывал в платочек, все утирал разбитый рот. — Юрий! — приказал он. — Ты пойдешь… Сейчас же приведи Анастасию Степановну.

Самохин ушел исполнять приказание.

Тут только Алеша увидел, что Лида, присев на корточки, возится в глубине комнаты над лежащим на полу без движения Медведевым. Ванюшка, суетясь, подавала ей воду в стакане. Алеша кинулся к ним в испуге, но тут же и успокоился: Володя уже приходил в себя, ворочал головой, противясь Лиде, мокрым платком смачивавшей ему виски и лоб…

— А ну, давайте… перенесем его на кровать. Живо! — распорядился Алеша и тут же принялся за дело.

В эти несколько минут он совсем забыл о Витьке, а когда вспомнил, того уже не оказалось в комнате.

Вскоре вернулся Самохин, приведя с собой Анастасию Степановну. Старая воспитательница удрученно молчала, то присаживаясь к столу, то перебираясь к раскрытому окошку. Осколки зеркальца трещали под ее шагами, и она вздрагивала от этих звуков, стараясь ступать мягче, на носочках.

— Самое худшее, что только можно было ожидать, — наконец-то сказала она и машинально стала собирать разбросанные по столу остатки Витькиных денег. — Ах, мальчики, мальчики… Недоглядели, погубили товарища…

Юра и Ваня поспешно приводили комнату в порядок, расставляли по местам мебель. А Лида заметала с пола в железный совок тяжело, с тупым звоном шуршащие осколки зеркальца. К одной только постели Глушкова никто не притронулся: на ней поверх заправленного ворсистого коричневого одеяла по-прежнему валялись брусок сыра, отрезок копченой колбасы, пустая бутылка из-под водки.

— Ну, что ж теперь… — томилась старушка воспитательница. — Теперь уже… — Она набрала полную грудь воздуха и, долго сдерживая его за раздувшимися щеками, стала потихоньку выпускать сквозь сомкнутые губы. — Теперь уже нечего больше делать — в милицию надо. Теперь — все… А где же Королев?