Арон Эрлих - Молодые люди

В квартире грянула вдруг музыка, та самая, аналогичная… Варвара Алексеевна вскочила с кресла. На лице у нее, в глазах ее мелькнули испуг, тревога, страх, беспомощность. Она забегала по комнате.

— Толя, скорее… — забормотала она. — Потихоньку… Старайтесь, чтоб он не увидел вас… Уходите!.. Ой, нет, все равно, там висит ваше пальто, и он, конечно, уже заметил, он уже знает, что вы здесь…

— Варвара Алексеевна, выслушайте…

Но она замотала головой, умоляя молчать. Подошла к зеркалу, торопливо попудрилась, стараясь скрыть следы слез.

— Не говорите ему, что я жаловалась, — с умоляющим выражением прошептала она. — Ни в коем случае!.. Все равно ничего не выйдет. Ничего, кроме новой ссоры и новой мигрени… Ничего не надо, Толя…

— Но послушайте меня, Варвара Алексеевна…

Она по-прежнему испуганно мотала головой, полная страха перед собственными признаниями.

Толя простился с нею и пошел одеваться.

Если бы она не провожала его, верно, все обошлось бы. Но так страшась сына, она в то же время была очень неосторожной. Конечно, Коле как раз в эту минуту понадобилось что-то на кухне. Заметил ли он раньше чужое пальто на вешалке — неизвестно. Но теперь, увидев вместе мать и Толю, все сразу понял, обо всем догадался, тем более что Варвара Алексеевна, точно напроказившая и застигнутая на месте преступления девочка, бегом укрылась к себе.

Толя уже снял с вешалки пальто, но тут снова повесил его, спросил:

— Кто там у тебя?

— Свои!

Только что, проницательно вглядываясь в мать, Коля был полон скрытого гнева, вот-вот готовых сорваться злобных упреков, теперь взгляд его, обращенный к товарищу, искрился вызовом и насмешкой.

— Идем, — сказал Толя, — поговорим.

— Пошли!

В комнате были и оба Голубовы и Олег.

— Здравствуйте!

— А-а-а, сон в руку! Ты откуда вдруг?

— Товарищ секретарь был у мамаши, — ответил Коля и, деловито обращаясь к Толе, спросил: — Конференция у вас уже закончилась? Коммюнике будет обнародовано?

Толя, не отвечая, поочередно оглядел всех присутствующих.

— Или у вас тайное соглашение?

— Нет, у меня с твоей матерью был разговор прямой, откровенный. Вы все отлично знаете, по какому поводу.

Тут Олег, выпрямившись в торжественно-шутовской позе, вытянул уличающий палец и звонко продекламировал:

— Доколе же, Катилина, ты будешь испытывать наше терпение? Долго ли еще… — и, внезапно перейдя на самую будничную скороговорку, закончил: — и так далее, как сказал Марк Туллий Цицерон, вскрывая козни заговорщиков против свободы и демократии.

Все дружно захохотали. Магнитофон продолжал свое неустанное дело.

— Послушайте… вы!.. Цицероны, Петронии, Аристофаны! Совести у вас осталась хоть крупинка? Как можете вы в глаза Варваре Алексеевне смотреть после всего, что здесь натворили?

Толе казалось, что, заговорив таким тоном, он сразу собьет компанию с их испытанной, шутовской, защитной позиции, заставит их сойти с петляющей иронической стежки на дорожку строгих и точных ответов. Он ошибся.

— Да ну-у-у! — весь сморщившись, точно ненароком уксусу хлебнув, вступил со своим обычным плаксивым междометием Русый. — Опять свою волынку затянул!.. Ты их побольше слушай, предков-то, они наговорят!.. Известно — отцы и дети!.. Еще Тургенев писал…

Опять все рассмеялись.

— А что? Не верно я говорю? В натуре!

Олег собирался выключить магнитофон, но Рыжий загородил собой полированный ящик, сказал, что музыка никому не помешает, а, напротив, только поможет душевному разговору между товарищами.

— Тем более, — поддержал Коля, — сейчас будет выдана нам здоровенная порция благороднейших нравоучений. Валяй, Толя, под саксофоны и под Бинг Кросби. Если уж непременно подыхать нам от скуки, то хоть с музыкой!.. Ребята! — обратился он к товарищам. — Живо занимайте места согласно купленным билетам, представление начинается.

Сам Коля расположился на диване со всеми удобствами — сбросил домашние туфли, занес ноги в носках высоко на валик дивана, подложил себе под локоть мягкую, узорами расшитую подушку, а все остальные поспешно расселись в разных концах комнаты на стульях.

Комедия разрасталась. С минуту Толя не находил слов, но потом справился и, уже подлаживаясь под общий тон, сказал:

— Представление? Нет, друзья, пока только пролог. Самое представление придется устроить вам несколько позже, когда каникулы кончатся. Все четверо вы получите бесплатные контрамарки, и посмотрим тогда, как вы будете держаться на специальном, только вам посвященном заседании бюро комсомола… Полагаю, что там вы не посмеете паясничать.