Юрий Нагибин - Наука дальних странствий

Стая делала все, что могла, для коллективной безопасности, но раз жертвы избежать не удалось, спокойно поступилась своим неполноценным сородичем. Все произошло в рамках великой справедливости и беспристрастия природы.

Кошка не торопилась разделаться с голубем. Она вроде бы играла с ним, позволяя биться, терять пух и перья. А может, кошки вообще не едят голубей?.. Так что же это — выбраковка дефектной особи? Или тренировка хищника?.. Я мучился, не понимая, имею ли право вмешаться в круговерть неподсудных человеку сил, и тут какой-то прохожий швырнул в кошку блокнотом, угодив ей в бок. Та мгновенно выпустила голубя, в невероятном прыжке взвилась на забор и скрылась. Голубь отряхнулся и, оставив по себе горку сизого пуха, заковылял к стае. Он был сильно помят, но отнюдь не выглядел потрясенным и все так же хотел жрать.

Я злился на себя. Есть положения, когда надо не рассуждать, взвешивать все «за» и «против», а действовать. Когда правда только в жесте, в поступке. Я же мог сразу прогнать кошку, но относился к происходящему эстетически, а не этически. Меня восхищало и поведение кошки, и поведение голубей, и в том, и в другом была своя пластическая красота, и которой исчезал жестокий смысл происходящего. Лишь когда голубь забился в когтях, я вяло вспомнил о нравственной сути дела. А прохожий не рефлектировал, просто сделал жест доброты…

В главном зале музея Академии прямо напротив «Чуда св. Марка» висит «Ассунта» Тициана. Страшно сказать, но дивная живопись Вичелио блекнет рядом с неистовством венецианского Микеланджело. Но есть в полотно Тициана то, что вовсе отсутствует у Тинторетто, — старший мастер думал о боге, когда писал. А Тинторетто создал не чудо св. Марка, а фокус св. Марка. А ведь Тициан куда телеснее, куда приземленнее Тинторетто, уже шагнувшего к той духовности, бесплотности, что будут отличать его великого ученика Эль Греко…

Скуола — это место для религиозно-философских рассуждений и споров, призванных открыть высшую истину. Когда братство ди Сан-Рокко решило декорировать фресками верхнее помещение, оно объявило конкурс, призвав к нему лучших венецианских художников. Надо было представить эскиз росписи плафона для Зала Совета. И Паоло Веронезе, и Андреа Скиавоне так и сделали, а Тинторетто, угадавший свою художническую судьбу, совершил невероятное: написал огромное, исполненное яростного вдохновения полотно. Его соперники почтительно самоустранились, и он приступил к осуществлению главного дела своей жизни. Созданное Тинторетто по мощи и художественной полноте можно сравнить лишь с «Сикстинской капеллой», а по исчерпанности самовыражении с росписью доминиканского монастыря св. Марка во Флоренции братом Беато Анжелико.

Сюжеты фресок традиционные: легенда о Христе. Тинторетто как будто задался целью вскрыть ту чудовищную энергию, которая, выражаясь современным языком, «аккумулирована» в краткой жизни Сына человеческого. Начинается с Благовещения, где крылатый св. Георгий в сопровождении ангелов могучей птицей врывается в тихий покой девы Марии, проломив стену. Надо долго и пристально вглядываться в картину, дабы обнаружить, что Тинторетто не нарушил канона, за что художников предавали церковному суду, и архангел со свитой влетает в окна. Но и разобравшись в этом, вы продолжаете видеть пролом в стене, ибо сам Тинторетто не мог иначе представить себе явление богова посланца с такой вестью. Громадная энергия вскрыта художником в тихом, благолепном поклонении волхвов; на заднем плане гарцуют призрачные кони, созданные кистью настоящего импрессиониста. Что ж говорить об «Избиении младенцев», где огненный темперамент мастера, а равно и его импрессионистическая манера получили полную свободу. Соблазн и кощунство в этой картине, где перед восхищенным экспрессией зрелища глазом художника равны жертвы и палачи. Но предела неистовства Тинторетто достигает в «Распятии». Многие большие художники писали Голгофу, каждый по-своему, но у всех эмоциональный центр картины — распятый Христос. У Тинторетто Христос — формальный центр картины. Огромная фреска представляет собой апофеоз движения. Голгофа? Да нет, стройплощадка во время аврала. Все в работе, все в движении, в предельном и каком-то радостном напряжении сил. И те, что еще возятся с распятым Христом, и те, что водружают крест с прибитым к нему разбойником, и те, что приколачивают к перекладинам другого разбойника, и те, что копают яму в правом углу картины, и те, что горячат коней в чудовищном возбуждении. Даже группе скорбящих на переднем плане не подарил художник покоя боли. Выпадает из живого буйного действа распятый на кресте атлетически сложенный Христос. Лицо его скрыто в наклоне, поза на редкость невыразительна и нетрогательна. Он исключен из деятельной жизни и потому неинтересен Тинторетто. Художник откупился от Христа огромным кругом очень холодного сияния, а всю свою могучую душу, всю страсть отдал тем, кто живет и делает. Совсем иным предстает Христос на фресках «Се человек», «Крестная ноша», «Вознесение», здесь он включен в мировое напряжение и потому желанен кисти Тинторетто. Все же Тинторетто лишен истинно религиозного чувства, его бог — пластика, движение. Он и за кошку, и за голубя, если они верны своему предназначению, своим инстинктам и месту, определенному им в природе. Больше всего он любит потную работу, так прекрасно напрягающую человеческое тело, будь то работа землероба, воина, чудотворца и даже палача. Лишь бы гудели мускулы и звенели сухожилия. Церковники привлекали к суду живописцев, нарушивших канон: не тот размах крыльев у архангела и прочая чепуха, но проглядели дерзостный разгул, учиненный Тинторетто в их собственном доме. Есть великая ирония в том, что братья скуолы ди Сан-Рокко привлекли к богову делу человека на редкость далекого от неба.