Идрис Базоркин - Из тьмы веков

Хасам-мулла еще не старый и красивый мужчина. Он во всей округе один умеет читать Коран и писать ладанки. Отец посылал его учиться. И он пробыл в Аравии пятнадцать лет. И теперь люди относились к нему с большим почтением. Даже те, которые колебались, стоит ли во имя бога Аллаха изменять всем своим старым богам.

Обычно, как он советовал, так и делали. Никто не мог сказать умнее его. Но на этот раз после Хасан-муллы протолкался вперед сосед Турса — Пхарказ [15] Пхарказ — буквально щенок-кобель (инг.). . Долговязый, сутулый, он расставил широкие, как у гуся, босые ступни и заговорил:

— Хасан-мулла, ты всегда учишь нас, как бы это… только хорошему! Столб в земле. Но если он расшатан, ему нужда подпорка. А если человек в беде, она ему нужна еще больше. Мы сделаем так, как ты сказал. Но, как бы это… мне думается, перед Аллахом было бы неплохо, если б мы решили не только об одной осени… а о всей жизни Турса…

Это верно! — поддержали Пхарказа горцы.

— Так вот, как бы это… Ведь с каждым могло случиться… Не записано ли в иконе пророка, чтоб нам всем вместе помочь Турсу купить себе новую землю?

Народ одобрительно зашумел.

Хасан-мулла, к которому обращался Пхарказ, улыбнувшись, развел руками:

— Разве Аллах может быть против хорошего дела, против добра! О твоих словах надо всем подумать. Ведь не у каждого найдется что дать!

Турс, который слушал их с большим вниманием, поднял голову.

«Вот какой Пхарказ! — думал он. — Сам гол, в зиму и лето одна овчина на плечах, а готов поделиться последним. А этот, Цогал [16] Цогал — буквально лисица (инг.). , восемь детей!.. Ноги уже как дерево стали. Чувяки только в мороз одевает… и тоже согласен отнять у своих малышей кусок хлеба для меня… И все остальные…» — И Турсу стало тепло.

— Соседи! Люди мои! Пусть у вас всегда все будет и ничто не уменьшается! Плохой у меня день! Но я что-нибудь придумаю, как-нибудь обойдусь. А долю вдов и сирот, не обижайтесь, не приму. Потому что я не вдова и не ребенок-сирота. Вот они, руки… значит, я что-то еще смогу… Я благодарен тебе, Хасан-мулла, и тебе Пхарказ, за вашу доброту. Если сам не справлюсь с бедой, если у меня ничего не получится, конечно, я приду к вам, куда же мне еще! Соседи мы… Стыдиться не буду. Пусть Бог воздаст вам за добро!..

Люди начали расходиться. Но, прежде чем уйти, каждый еще раз подходил к Турсу и предлагал ему свою помощь.

Хасан-муллу Турс задержал. А когда двор опустел, пригласил войти в башню. Здесь он усадил его на почетный, резной стул, которому, наверно, было столько же лет, сколько и самой башне, поставил перед ним накрытый Доули низенький столик с олениной и лепешками.

Воздав молитву Аллаху, Хасан-мулла принялся за еду, необычную даже для него.

Турс как хозяин стоял и каждую минуту был готов услужить гостю. Он обдумывал предстоящий разговор с Хасаном, от которого зависело многое.

Когда гость наелся, Турс попросил его расположиться для отдыха на нарах. Он помог Хасан-мулле расстегнуть ворот на зеленом бешмете. Это был единственный во всем ауле бешмет из атласной ткани. Турс дотрагивался до его блестящих нитяных пуговок с благоговением. Затем он стянул с него чувяки персидского сафьяна и усадил на войлочную кошму.

— Слушаю я тебя, Турс, — сказал Хасан-мулла, сложив руки на груди и глядя на лазурный кусочек неба, который был виден в окне.

Турс помолчал. Ему легче было день работать в лесу, чем час говорить с таким умным и ученым человеком. Но делать было нечего. Он отослал Доули, помолчал еще, посмотрел, как гость, в окно и сказал:

— То, что мне пришло в голову, это не от силы и гордости, а от бессилия моего… Все знают, что часть земли нашего рода Эги некогда досталась роду Гойтемира. Ею уплатили за их человека, который умер, как говорят, по вине человека из нашего рода. Но я слышал, что моего предка вынудили отдать землю. Он уступил силе, а не правоте. Если б я был уверен в этом, я попробовал бы вернуть свою землю назад. И, может быть, Гойтемир поймет, что волк заскакивает в овчарню не для того, чтобы порезаться с собаками или поймать лбом пулю, и решит спор по-доброму? Мне же терять нечего! Что ты на это скажешь?

Хасан-мулла внимательно следил за выражением лица Турса. Оно не предвещало ничего доброго. Нетрудно было заметить: под видимым спокойствием Турса скрывалась отчаянная решимость так или иначе найти выход из положения.

— Я не судья, — смиренно сказал Хасан-мулла. — Тем более, речь ведь идет о том, что было до нашего с тобой появления на свет! Но раз ты ждешь от меня ответа, я скажу тебе…