Николай Дементьев: История моей любви

Мама сочувствовала Полине Сидоровне, а я убеждалась, что мы, то есть Лавровы, живем лучше всех, даже гордилась этим.

И третье, что мне тоже на всю жизнь запомнилось из моего дошкольного детства, была ссора с Катюшей Шамовой. С одной стороны — обычная, а с другой… Или потому, что неожиданной она для меня оказалась, или потому, что отец чуть ли не впервые так строго выговаривал мне за нее, долго объяснял, в чем я виновата; и мама больно отшлепала меня, и все повторяла:

— Навсегда запомни, Анка, что унижать человека — нельзя!..

Петр Петрович Шамов работал в одном цехе с отцом и мамой, и тоже сталеваром, а Мария Ивановна — нормировщицей; и, кроме Катюши, у них было еще два сына — Вовка и Витька. Теперь Катюша уже кончила консерваторию, сейчас она пианистка, я как-то видела по телевизору концерт с ее участием. А тогда она была молчаливой и тихонькой девочкой, чуть что — сразу смущалась и краснела до слез. Я-то, в противоположность ей, и в те далекие годы была до крайности энергичным и боевым существом, запросто дралась с мальчишками в нашем дворе и частенько возглавляла детские мероприятия, иногда и весьма рискованные по мнению наших родителей. Поэтому получилось так, что Катюша оказалась при мне в роли ординарца, что ли…

И вот однажды мы с Борькой Залетовым, тоже весьма энергичным ребенком, решили залезть в подвал нашего дома и выяснить, что же в нем такое, почему он всегда закрыт. Дело еще и в том, что некоторые ребята — и мы с Борькой тоже — находились в состоянии холодной войны с нашей дворничихой тетей Шурой. Из-за любой мелочи она обязательно приходила к нашим родителям и жаловалась, долго, подробно и со смаком рассказывала, что именно мы натворили. Со двора в подвал можно было попасть через узенькое оконце. Первой пыталась протиснуться в него я, но мне не удалось, как я ни силилась, хоть Борька и помогал мне. Сам он — еще пошире меня в плечах. Был ноябрь, и даже лужи подмерзали уже, но я — делать нечего — сняла шапку, пальто и кофточку, осталась в одной блузке, полезла заново. От старательности только в кровь разбила нос да оторвала рукав от блузки, но в оконце не пролезла. И тут мы с Борькой одновременно поглядели на Катюшу: она была куда меньше и тоньше нас, наверняка могла пролезть в подвал. Она поняла, к чему идет дело, заплакала и кинулась бежать, но мы с Борькой, конечно, легко поймали ее, силой притащили обратно к подвалу. Мы с Борькой для надежности все-таки сняли с нее шапку и пальто, даже свитер, а потом стали заталкивать Катюшу в оконце подвала. Она уже не могла плакать, только временами сильно и неудержимо вздрагивала всем телом. Не знаю, чем бы это вообще кончилось, потому что и Катюша никак не пролезала в оконце, но тут неожиданно появилась тетя Шура. На руки подняла обессилевшую Катюшу. Лицо у нее было в крови, глаза закрыты, она уже и плакать не могла. Тогда тетя Шура сама заплакала, стала целовать Катюшу. Она открыла наконец глаза, поглядела на нас с Борькой, сказала:

— Вы злодеи! — и разрыдалась, ткнулась лицом в грудь тети Шуры.

Катюша простудилась так сильно, что у нее оказалось воспаление легких, она пролежала в больнице больше месяца, мы с Борькой даже боялись — не умерла бы она! К нам домой пришла тетя Шура, а родители Катюши — они ведь в одном цехе с моими работали — рассказали обо всем отцу с мамой. И вот как-то вечером после ужина отец долго курил, пристально разглядывая меня, и никогда еще я не видела у него такого сердитого лица. Это, помню, даже испугало меня, но еще сильнее то, как мама вдруг тихонько и жалобно стала всхлипывать, тоже разглядывая меня так, будто впервые видит.

— Ну-ка расскажи, дочка, как вы с Борькой Катюшу мучили! — твердо выговорил наконец отец.

— Как вы только могли, как могли?! — и мама заплакала.

Я тоже, конечно, заревела, сначала просто со страху. А вот когда отец чуть ли не целый час проговорил со мной, объясняя, в чем я виновата, я уже стала плакать и от горя и от жалости к Катюше. И мама тоже плакала, все повторяла:

— Но как можно так обидеть, так унизить другого, как можно?! — Вот тогда она и больно побила меня, сказав: — Надо, чтобы ты на всю жизнь запомнила этот случай, навсегда сделала из него выводы!

Когда Катюша поправилась и снова вышла во двор, она только поздоровалась со мной и Борькой, но наотрез отказалась с нами играть, объяснила просто:

— Мне папа с мамой сказали: если Лавровой с Залетовым чего-нибудь захочется, они на все могут пойти, только бы получить это!