Вытирая холодный пот на лице и туго держа под узды тяжело дышавшего коня, Спиридонов с неприязнью смотрел на обманувшее его море.
С тех пор он не пытался больше ходить по обнажившемуся морскому дну.
— Ну его к водяному, это «ясное море», — говорил он Капланову, — я человек не морской, а таежный. Тайга для меня — дело понятное. Здесь я все могу рассчитать как оно следует.
— Все? — усмехнулся Капланов, — а в тигра стрелял — тоже рассчитал?
— Ну, что вы, Лев Георгиевич, — смутился Спиридонов, — какой же тут расчет, когда я вплотную на него напоролся? Только больше этого не будет…
«С такими людьми, как Спиридонов и Козин, — думал Капланов, — можно здесь работать. Они грудью встанут на защиту природы. А они ведь только рядовые лесники».
Но ему вспомнились другие люди, и он невольно нахмурился. Эти люди тоже работали в заповеднике, однако их хотелось назвать не друзьями, а врагами природы.
Таков был работавший здесь одно время начальник охраны. Вместо того чтобы налаживать охрану заповедника, он часто отвлекал лесников на всякого рода личные поручения — свои и директора. Сам же бездельничал и, мало того, покрывал браконьеров.
К подобным людям Капланов был всегда непримирим. Однажды, когда ему очень нездоровилось, — болезнь приковала его в таежной избушке к постели — он с досадой записал в своем дневнике: «Если теперь я помру, самое обидное будет в том, что не при мне вышибут из заповедника этого негодяя…»
Но все же научные сотрудники в конце концов настояли на увольнение нерадивого начальника охраны.
Установив, что в обходе Спиридонова тиграм грозит опасность, Капланов решил сходить в село Великую Кему, где жили охотники, чтобы попытаться их убедить не трогать перекочевавших на Кему зверей.
Когда тигрица увела свой выводок в горы, он направился в село, лежащее на левом берегу реки, там, где река впадала в море.
В Великой Кеме жило несколько удэгейских семей, а также русские староверы-кержаки.
Капланов остановился у охотника Никиты Куликова. Об его меткой стрельбе ходила слава: говорили, что левой рукой он бросал вверх камень, а правой стрелял в него из ружья и всегда попадал. Это был истинный русский богатырь — рослый, широкоплечий, с русой бородой и голубыми глазами. Он чем-то сразу располагал к себе. Его считали «холодным старовером», то есть неверующим.
У него оказался гость, некто Зуйков, приехавший сюда по каким-то делам из южной части Приморья. Он был плотен, коренаст и выглядел старше своих сорока пяти лет. Капланову сразу запомнились его быстрые зоркие глаза, слегка длинноватый нос с резким вырезом ноздрей, глубокие складки на щеках, округлая рыжеватая борода. У Зуйкова были медленные, рассчитанные, какие-то вкрадчивые движения.
«Уверенный в себе и, видимо, напористый человек», — подумал о нем Капланов.
Хозяйка, молодая красивая женщина, подала на стол медовуху.
— Божий квасок, — угощая, сказал с усмешкой Никита, — пейте, гости, на здоровьице. Пейте, не побрезгуйте, Левонтий Григорьевич, — обратился он к Капланову, так его обычно называли жители Кемы. — Древний наш кержацкий напиток. Шибко пользительный!
— Холодным кержакам и водку не грех пить, — подмигнув, заметил Зуйков.
— Погодьте, и водка будет, — успокоил хозяин, — Геонка вчерась зюбра убил, маленько мясца займем у него.
Через несколько минут в избу зашел сосед Никиты, удэгеец Геонка. Он сразу привлекал к себе внимание: оливковый цвет кожи, длинные прямые черные волосы, крупный с горбинкой нос, большие темные глаза. На удэгейце был кафтан из изюбриной кожи, выделанный под замшу, и ватные штаны, заправленные в торбаса, сделанные из камуса [12] Камус — кожа с ноги сохатого.
, в верхней части, по голенищам, расшитые какими-то фигурами и крестиками.
— Геонка! Глянь, гости у меня. Уважь — дай зюбриного мяса. Выйду на охоту — отдам, — сказал Никита.
— Моя против нет, — закуривая длинную трубку, спокойно отозвался удэгеец, — бери сколько надо.
— Ну, спасибо, Геонка, садись с нами, — пригласил хозяин, — мясо будем кушать и суля [13] Суля — водка.
достанем.
— Геонке суля мало, — засмеялся Зуйков, — ему бы чудояна [14] Чудоян — местное название опия.
дать.
— Суля — хорошо, чудоян — тоже шибко хорошо, — заметил, усаживаясь за стол, Геонка, — только чудоян теперь мало-мало трудно доставай.
Он внимательно оглядел Капланова.
— Люди говори, — сказал удэгеец, — твоя много тайга ходи. А след тигры зачем ходи? Тигра сердись, когда охотник сзади иди. Его тогда злой.
Читать дальше