Еремей Айпин: В ожидании первого снега

«Тогда, — думал Микуль, — я не повернул назад, не отступил, а ведь было всего шестнадцать лет. Конечно, начало всегда нелегкое». Вот и сейчас мир вокруг кажется таким же скользко-зыбким и неустойчивым, как эти мостки, вот-вот свалишься. Но падать он, Микуль, не привык — он охотник из старинного промыслового рода. По шатким деревянным ступеням Микуль полез на вышку.

«Прав Кузьмич, с наскоку этого истукана не возьмешь, вверху мешать некому, надо сначала осмотреться как следует».

На середине вышки, на площадке, обшитой со всех сторон тесом, помбур отмыкал крышку элеватора и ставил трубы в угол. Микулю понравилось, как он ловко, играючи управлял тяжелыми трубами и те покорно, одна к одной, становились на отдых.

Чем выше он поднимался, тем невесомее, казалось, становилось тело. Одинаково он любил небо и тайгу. Если бы он пошел в армию, то попросился бы в летную часть. Но и тайгу он не мог не любить. Она была для него как родная мать. И вот он, Микуль, сын Неба и Тайги, уже на «седьмом небе». Ему сказали, что так называется самая верхняя площадка буровой. Хотя высота не ахти какая, сорок метров, но тайга как на ладони — залитая плавленым золотом солнца и небесной синевой; одинокие сопки, с горделиво взметнувшимися ввысь карликовыми пиками елей и кедров, светло-синие чаши озер, где разбредшимся стадом белых оленей паслись березки; ярко-рыжие болота, пугливыми лисами убегающие от буровой.

На горизонте все терялось в голубом легком мареве.

В углу, облокотившись на перила, стояла девушка. Ветер играл ее темными волосами, как озерной водой. Невысокая, стройная, она похожа на хантыйскую девушку, только глаза огромные и голубые.

Девушка не замечала его. От этого Микуль растерялся, не зная, что делать, — то ли уйти, то ли остаться.

Тут она отвела со лба невесомую прядь волос, удивленно вскинула длинные черные брови, но спросила без всякого интереса:

— Новенький?

— Новенький, — выдавил Микуль и не узнал своего голоса.

— На заработки? — она в упор посмотрела на него и, насмешливо сощурившись, ждала, соврет или нет.

— И на заработки, — пробормотал Микуль. — Заработать тоже надо…

— Через месяц-другой сбежишь! — все тем же равнодушным голосом вынесла она свой приговор. — Комары заедят, потом холода пойдут. Всякие тут бывали…

— Комары? Мороз? — Микуль улыбнулся, и робость его прошла. — А балки для чего? На охоте, бывало, под кустом спишь и то как дома…

— Охотник?

— И охотник, раз в тайге родился. А теперь вот с вами…

— Значит, первый? Настоящий ханты-охотник?! — Девушка внимательно взглянула на неуклюжего конопатого парня с темным обветренным лицом.

Но Микуль пошел было вниз: к чему пустые разговоры? На охоте по целым суткам не разговариваешь, привыкаешь к молчанию. Однако надо было еще познакомиться — девушку звали Надей.

Внизу слазил под мостки, осмотрел зацементированное устье скважины. Основание вышки добротное, крепкое, словно эта махина пустила корни в таежную землю на сотни лет и дерзко рычит дизелями дни и ночи.

Заинтересовался мутной буроватой водой: откуда и куда бежит по желобкам?

Тут на помощь пришла Надя, которая как раз пробегала мимо. Она объяснила, что раствор вытаскивает из скважин измельченную долотом породу. А она, лаборантка, во время бурения следит за раствором: с помощью специальных приборов определяет удельный вес, водоотдачу, вязкость. Без раствора невозможно бурить. Все она рассказала толково и просто. Микуль уже косился на нее с уважением, думал: «Хоть и женщина, а понимает… Раствор, значит, кровь буровой, не может она жить без крови». После встречи с Надей он убедился, что буровую просто так не оставишь. Надя, сама того не ведая, своим презрительным «сбежишь» отрезала путь к отступлению. «Посмотрим, кто первый уедет!» — бормотал Микуль.

— Ты, Сигильетов, как инспектор какой, — добродушно ворчал мастер Кузьмич. — Сразу все хочешь узнать.

— Тот охотник удачлив, кто хорошо знает тайгу, — отозвался Микуль. — Думаю, на буровой так же: лицо и поведение вышки должен знать, чтобы удача пришла.

— Учиться тебе надо, в нефтяной бы техникум — тайга никуда не уйдет!

Микуль решил пообедать. В столовой под брезентовым навесом, где стояли длинный стол без скатерти и электрическая плита, каморка-склад для продуктов и холодильник, хозяйничал парень лет двадцати пяти, по-южному смуглый, со смолисто-черной шевелюрой, проволочно-жесткой и неопрятной.

— Что будем есть? — спросил повар, едва кивнув. — Накормлю, как в лучших ресторанах! Это тебе Жора говорит! — бормотал он, гремя кастрюлями. — В хороших ресторанах работал когда-то!