Еремей Айпин - В ожидании первого снега

Надя часто спрашивала себя: отчего ей больше по душе зимняя буровая? Ведь самое тяжкое время для нефтеразведчиков — январские морозы, когда густеет глинистый раствор, промерзают насквозь все механизмы и буровики начинают говорить низкими сиплыми голосами. Отчего эта трудная пора приносит какое-то необъяснимое удовлетворение, чувство полноты жизни?! Может быть, оттого, что зимой остаются здесь самые яростные и преданные разведке люди, что морозы отвергают всех временных, случайных? Потом, когда проработала на буровой год и поступила на заочный факультет индустриального института, вдруг почувствовала, что ее, как, наверное, и многих других, увлекла не столько красота Севера с его седыми зимами, сумасшедшими белыми ночами и осенними кроваво-красными сполохами вполнеба, а в большей степени ритм жизни этого таежного края.

Все здесь менялось даже не за одну человеческую жизнь — менялось на глазах. Где еще увидишь такое?! И люди здесь все на глазах: сразу видно, чем дышит человек, потому что в этом суровом краю слово с делом не расходится. За год в бригаде побывало немало людей: одни долго не задерживались, другие оставались насовсем. Надя считала, что насквозь видит всех, кто приезжал на буровую. И нового помбура Микуля, скуластого невысокого крепыша с лихорадочным блеском глаз, она сначала приняла за обыкновенного «летуна», которого интересуют только рубли. Но, присмотревшись, поняла, что глаза его горят от жадности к жизни, ко всему новому…

Вспомнилось, как сама первый раз увидела буровую. Это было три года назад: на зимние каникулы приехала из города в отдаленную нефтеразведочную экспедицию, где начальником геологического отдела работала тетя. По вечерам приходили молодые геологи, и почти всегда разгорались жаркие споры о перспективах края, о новых месторождениях и о многом другом. Надя с интересом всматривалась в возбужденные задорные лица, старалась по интонации голоса постигнуть суть вопроса и узнать, кто прав, кто не прав. Но все-таки многое не понимала — нужны были знания. Именно тогда она с удивлением обнаружила, что у всех геологов одна причуда — одержимость, какая-то необъяснимая приверженность к своему делу. И когда тетя собралась в командировку, напросилась и она посмотреть буровую. В иллюминаторе снега и леса, снега и озера, снега и болота, снега и реки, снега и снега. И ни единой живой души — глушь и дичь! И вдруг струей белого дыма рванулась навстречу вертолету вышка, легкая, невесомая в морозном воздухе.

Время на буровой меряли четкими рабочими сменами. Вахта сменяла вахту. Даже в бураны и холода.

В городе, который теперь показался суматошным, взбалмошным, приснились снега — дикие, девственные. Потом, после выпускных экзаменов, — курсы лаборанток, снова тетя и буровая, вступительные экзамены и торопливый почерк институтской секретарши в зачетной книжке в графе специальность: Геология и разведка нефтяных и газовых месторождений». Да, Геология, Разведка! Есть ли звучнее и краше этих слов, если ты только вступаешь в жизнь и у тебя все в будущем? Если ты знаешь, что геолог — это не только первооткрыватель, это посредник между природой и человеком, служит и тому, и другому. И от того, насколько он хорошо знает свое дело, зависит в наш век жизнь и природы, и общества. Это самые чистые и правильные люди — иначе, если ты не таков, ты не почувствуешь дыхания земли, не уловишь ее пульс. Тогда ты не сможешь стать настоящим геологом, потому что никогда не сделаешь ни большое, ни маленькое открытие — земля не доверит тебе свои тайны.

Таким представлялся геолог Наде в тот год, когда она поступила в институт и мать четким учительским почерком писала длинные тревожные письма, где пророчила дочке блестящее будущее педагога и просила одуматься: городской ли девчонке быть геологом? Девушка настояла на своем, и со временем образ геолога не померк, а становился более конкретным, живым: каждый человек, появившийся на буровой, вносил в образ новое, лучшее, что было в этом человеке. И вот пришел парень — далекий вроде бы от геологии и разведки. Что нового может добавить он к понятию «геолог»?!

— Сигильетов, когда вы встанете на комсомольский учет? — подошла Надя к Микулю, недоступная и холодная, как январское солнце.

— Стал уже, — пробормотал Микуль, удивленный столь требовательным тоном девушки.

— И чтобы взносы вовремя! — помягче добавила Надя. И пошла своей легкой, независимой походкой.

Микуль подумал, что и фигура у нее под стать характеру. Хорошо подогнанная спецовка болотного цвета делает ее еще более строгой и… красивой. Отряхнув глиняную пыль, он поспешил на вертолетную площадку, где его ждал тракторист.