Орест Мальцев: Югославская трагедия

И впрямь, ветер донес с высот звук свирели.

— Что же он сигналит?

— Швабов на шоссе Заечар — Салаш нету. Они в бункерах сидят.

— А где русские? — с волнением выпытывал Васко.

— В Прахово на Дунае!

— В Кула! Близко! — закричали женщины и дети. — Сюда идут! Немцы бегут из Румынии и Болгарии. Домой рвутся!

Так вот почему веселился народ в селе Велика-Ясикова! Победоносные советские войска вышли к западным склонам Трансильванских Альп, идут вдоль Дуная, где-то на румыно-югославской границе уже перешли Дунай, а со стороны Болгарии спустились с Западных Балкан от Видина.

С горы на гору перекличкой свирелей прилетела сюда самая радостная из всех вестей. Люди восторженно сообщали друг другу:

— Идут!

Возбужденный происходящим, Васко невольно проговорился, что мы партизаны и идем навстречу русским. Эта его ребячья оплошность немного задержала нас в селе.

Нас тут же усадили перед разостланным ковриком и принялись угощать виноградом. Такого винограда, как здесь, я еще не видел. Тут был и круглый нежно-зеленый с розовым оттенком, почти прозрачный, с просвечивающими пятнышками зерен, и продолговатый розовый, с синевато-пурпурным отливом, и мелкий, темно-лиловый, с матово-сизой кожицей, как будто на ней осел нежный утренний туман.

Я поднялся:

— Нам нужно идти, Васко.

И все нас заторопили:

— Поспешайте. Русские уже за Тимоком.

— Скажите им, что мы ждем. Пусть идут побыстрее.

— А есть у вас волы? — спросил я.

— Овец и кур швабы забрали, а волы есть.

— Тогда вот что, — предложил я. — Везите-ка на дорогу щебень, засыпайте ямы. Подмостите немножко, тогда русские быстрее придут.

Предложение было принято. Нам обещали немедленно же приступить к ремонту дороги. Все согласились с тем, что она и в самом деле вся в выбоинах, грязная — арба еще проберется, а пушка может и застрять.

Тимок, пенясь, с шумом бежал по глубокому руслу. Рядом с тропой, местами исчезая в тоннелях, тянулось полотно железной дороги Заечар — Неготин. Во многих местах рельсы были выворочены. Но шпалы остались, и насыпь сохранилась. Мы с Васко сообразили, что в крайнем случае дивизионная артиллерия может проехать не по дороге, а прямо по шпалам. Были бы только целы и безопасны тоннели.

Не решаясь их обследовать, заглянули на железнодорожную станцию Табаково. Здание вокзала сгорело. На путях громоздились перевернутые вагоны. А человек в форменном картузе с вышитым на тулье золотым крылатым колесом и в деревянных сандалиях на босу ногу уже старательно подметал перрон.

— Поезд скоро пойдет, что ли? — обратился к нему Васко.

Истощенное лицо начальника станции оживилось робкой улыбкой.

— Пойдет, — сказал он, — как только дождемся русских.

— А тоннели в порядке?

— Сберегли.

— Разве их тут не взрывали, как в Конице? — удивился Васко. — Нет? Ну и хорошо сделали. А немцы далеко?

— В горы ушли. Русские-то уже в Царь-Петрово, вон там.

Так, собирая разными путями необходимые сведения, мы с Васко шли дальше, уже не таясь, высматривая, где бы нам переправиться дотемна на правый берег Тимока.

Дождь перестал. В ущелье еще висел слоистый туман, а над рекой, позолоченной закатными лучами солнца, прояснялось и голубело.

Васко, повеселев, озабоченно шмыгал носом и вслух размышлял о том, как мы поведем русских войников обратно по этой же дороге, через Табакове и Велико-Ясиково в лес за Слатино, где стоит наша бригада. Вот будет веселье-то! А потом совместно — на Белград!

— Смотри! — вдруг воскликнул Васко. — Мост!

Над рекой горбатился узкий каменный мост. Концы его были подорваны, и он висел на центральном быке, как птица в полете. На обоих берегах копошились люди. С той стороны болгары, а с этой — югославы. Те и другие таскали бревна и доски, доставали из реки камни и укладывали их на берегу, чтобы поднять дорогу до уровня мостовых ферм.

Мы так загляделись на эту дружную работу людей, недавно еще враждовавших между собой, что не заметили, как к нам подошли два солдата в серо-лиловых длинных шинелях с красными погонами и орластыми пуговицами. Увидев их, Васко собрался было бежать, но я удержал его.

Наметанный взгляд болгарских пограничников сразу признал в нас партизан. Улыбаясь, они протянули нам руки, поздоровались и угостили пловдивскими сигаретами «Войнишки».

Васко успокоился. Один из солдат, круглолицый, черноволосый, с быстрыми карими глазами, сказал:

— Отныне мы с вами друзья навек. Ничто больше нас не сможет разъединить. Нет преграды между нами. Все славянские народы — один союз.