Кирилл Усанин: Григорьев пруд

И вот Ольга спешит к Федору Мельнику со своей бедой. Примет ли ее, Федор, поймет? Вбегает в знакомый подъезд, поднимается на второй этаж, останавливается у обитой клеенкой двери и, не медля ни секунды, не давая себе передышки, нажимает на кнопку звонка.

Дверь открывает сам Федор. Удивленно моргает глазами, смущенно улыбается. Было время, он ухаживал за ней, но ничего не вышло. Конечно, обидно, что ничего не вышло, но на Ивана не обижался, понимал, что сердцу любить не прикажешь.

И они остались друзьями. И каждый раз, когда встречались, Федор напоминал:

— Ты, Оля, старых друзей не забывай. Чуть что — заходи. Всегда помогу.

Вот и сейчас он провел ее в свою комнату, объяснил:

— Один я. Мать на гулянку ушла. Я тоже был, но не засиделся, старухи все там...

В комнате замолчал, стоял напротив Ольги, скрестив на груди руки. Ольга сидела у стола, опустив голову. Мирно тикал будильник. Не выдержала — заплакала, слезы капали на крашеный пол.

— Что ты, Оля, — взволнованно проговорил Федор, трогая ее за плечо. — Что с тобой? Где Иван?

— Вот — деньги. Откуда они?

— Не знаю, Оля.

— Он же с тобой работает.

— Нет, Оля, он с Шаровым, Почти всю неделю.

— Всю неделю, — протянула Ольга.

— Да. Разве он не говорил?

— Что же такое? Как же так? Почему он лгал? Зачем?

— Оля, успокойся.

Федор придвинул стул, сел, взял Ольгу за локоть.

— Скажи, где он? Что у вас?

— Пьяный он. — Слезы снова закапали на пол. — Пьяный. Ударил вот, — добавила она, всхлипывая. — Помоги, Федя, к тебе пришла.

Федор рассказал обо всем, что было сегодня, потом выслушал Ольгу.

— Неужели все-таки Шаров? А если не он? Кто еще?

Федор ходил по маленькой, тесной комнате крупно, размашисто.

— Коротков? Но при чем тут Коротков? Разве только на мотоцикле подвозит.

— На мотоцикле? — удивилась Ольга. — Он и про это не говорил... Ничего не понимаю...

— Как, он не вспоминал о начальнике? Ни разу?.. И о мотоцикле? — в свою очередь удивился Федор. — Да, амплуа...

— Может, мне сходить к Першину?

— Да, конечно. После работы вместе с тобой пойдем. Завтра же! — Федор загорячился. — А если все-таки Шаров? Ну, его-то я выведу на чистую воду, выведу...

— Пойду я, Федя... Спасибо... Чуть полегче стало.

— Ну что ты, Оля... Зачем?

Они вышли в темноту прохладной ночи. Безлюдно, гулко раздаются шаги по деревянному тротуару. Почти во всех окнах погашены огни.

— Я провожу тебя.

— Спасибо, сама пойду...

— Может, мне зайти?

— Нет, Федя, я сама приду завтра в быткомбинат. Там и встретимся... Спасибо...

— Ладно тебе, заладила, — он махнул рукой. — Буду ждать.

От углового окна на дорожку продолговатым квадратом падал яркий свет. Когда Федор вступил в него, свет погас, и Ольга, смотревшая вслед парню, вздрогнула: только что отчетливо видевшаяся фигура Федора была внезапно поглощена темнотой.

— Ах, сука, он бить меня вздумал! Бить! — негодовал Шаров, которого хмель после удара Ивана Кузьмина совсем не брал. — Ну, ладно, погоди, я схлопочу тебе по шее, узнаешь.

Но встретился со строгим взглядом Короткова — притих. Подумал про себя: «Черт с ним, в другой раз рассчитаемся. Сполна уж, на всю катушку».

А когда остался один, обида опять вползла змеей, и пальцы сами сжались в кулак. Давно уж не помнил, чтоб его, Шарова, по лицу, как мальчишку, били...

И не удержался. Вечерком, как стемнело, двинулся к дому, в котором жил Иван Кузьмин. Сам не мог понять, почему именно сейчас идет, ведь навряд ли выйдет на улицу Кузьмин: храпит, поди, из пушки не разбудишь. Но шел и чем ближе к дому подходил, тем сильнее распалял себя, и почему-то неспокойно на душе становилось, будто беду предстоящую нюхом чувствовал. Или уж по привычке так? Но тревога росла, подталкивала его: смотри в оба, смотри.

Вовремя успел: угол обогнул, глядь — Ольга. От сараюшки шла пошатываясь, платок на плечи сбился. «Неужто рассказал! Вот сука, вот». Думал, что Ольга в подъезд войдет, заторопился, но та навстречу ему повернула. Едва успел в тень дерева отступить. Выждал и за ней пошел, как волк по свежему следу.

Так и есть, догадалась, к Федору пошла. Сорвался было, но притаился еще чуток за деревом, дождался, когда свет зажжется в комнате Федора Мельника.

«Все пропало», — и, спотыкаясь, кинулся в темноту ближайшего переулка. И в ту минуту, когда простилась Ольга с Федором, Шаров, задыхаясь от быстрого бега, хрипло выдохнул вмиг отрезвевшему Короткову: — Наследил, гад, наследил!..