Николай Москвин: Конец старой школы

С двумя длинными бумажными трубами входит служитель Елисей.

Елисей маленький, Филимону он по плечо. Но у Филимона только бравые, горделивые усы, у Елисея же кроме усов еще не то белокурые, не то седеющие баки. В мировую войну Елисей был прозван «Францем-Иосифом».

От вставшего класса он конфузится:

— Содитесь… Содитесь… — Елисей сильно окает. — Господин директор идет, вот он вам покажет, как встовать…

Но где-то там, внутри себя, Елисей доволен и оттого, что доволен, еще строже, еще непреклоннее:

— Я говорю, содитесь!.. Всеволод Корнилович идет!..

Елисей взмахивает трубой, цепляет невидимую веревочку за невидимый гвоздь в классной доске. Хрупкая, словно накрахмаленная, разворачивается труба: желтое и голубое. Желтые прерии Америки недвижно плывут по голубому притихшему океану…

Елисей бежит с другой трубой к стене. Невидимая веревочка, невидимый гвоздь. Крахмальный хруп. Желтое и голубое. Выжженная солнцем Африка лежит на теплом голубеющем океане.

За дверью шепот мягких шуршащих шагов. Миг — за парты. Миг — встали.

Плавно, на сухих крепких ногах идет человек к кафедре. Маленькая, по-птичьи худощавая, седеющая голова кивает классу.

Тридцать два садятся за парты так тихо, будто на подушки.

На класс не мигая смотрят круглые и большие, как у крупной птицы, глаза. Орлиный нос, прямая, словно зачеркивающая черта бровей.

Елисей стоит перед картой. Бакенбарды Елисея бросают на Сахару густую, освежающую тень. Продираясь сквозь чащу белокурых волос, долго, извилисто бежит многоводная Конго.

Крупные глаза птицы негодующе раскрыты. Орлиный нос-клюв угрожающе поворачивается на желтоватого от африканских песков Елисея: вот-вот клюнет его.

— Гмы-ы-ы! — Прямая черта бровей зачеркивает Елисея. — Куды повесил?! Гмы-ы-ы…

(Невероятно, но именно так: «Куды».)

Елисей бросается от карты, и в его спину долбит клюв:

— Что же, ты не знаешь… гмы-ы-ы… куды вешать?!

Елисей ныряет под голубой, притихший океан, и там, на страшной глубине, исчезнувший Елисей — из-под карты высовываются только ноги — снимает невидимую ниточку с невидимого гвоздя. Белая изнанка карты накрахмаленным парусом — хруп-хруп — по классу. Клюв долбит в бегущую спину:

— Не туды , а сюды !.. Гмы-ы-ы…

Но наконец-то! Мировой хаос организован: Америка — на стене, Африка — на классной доске.

Господину директору так удобнее управлять миром.

Всеволод Корнилович ставит в классный журнал круглую «отличную» пятерку. (На первых страницах ученических балльников и дневников напечатана расценка: «1 — худо, 2 — плохо, 3 — удовлетворительно, 4 — хорошо, 5 — отлично».)

Яшмаров покидает Африку и идет к своей парте. Шепот ползет по полу:

— Зинка! Пять!..

— Пять!

— Пять!..

Несколько минут назад мир сотворялся во второй раз: тихое озеро Виктория было Яшмаровым отнято от бассейна Нила и передано во владенье многоводного Конго; Суэцкий канал росчерком классной указки был переброшен из Средиземного моря на юг Аравии, к воротам в Индийский океан.

Под орлиным клювом тонкогубая улыбка.

— Виктория… гм-ы-ы… в Нильской системе… Суэцкий — в Средиземном… Это вы, Яшмаров, подучите… Гмы-ы-ы… усвойте!..

Худощаво-крепкая голова птицы кивает: идите. Шепот ползет по полу:

— Пять!.. Пять!.. Пять!..

…В тупике самовар-истукан. Блистающая медь — красное зеркало. На верхней крышке-зеркале вдавленная славянская вязь: «Фабрика Савелия Ивановича Яшмарова»…

В классе тридцать два. Но за этими тридцатью двумя незримо стоят еще тридцать два больших, взрослых, полноценных человека: отцы.

На родительском комитете — обратно: господин директор смотрит на отцов, и за ними — вернее, перед ними — незримо стоят малолетние Ивановы, Петровы…

…Маленький Иванов — только место на парте, но вот его отец — это важно…

Три отца в этом классе запомнились. Представьте: три рыжих бороды! О нет, господин директор их не путает!

У Савелия Ивановича Яшмарова борода светлая, пламенеющая, цвета молодой меди, формы овальной, финской. Туловище Савелия Ивановича большое, круглое, на коротеньких крепких ножках. Самовар-истукан на прочных ножках. Когда Савелий Иванович снимает шляпу — самовар снимает конфорку: раскланивается. Кстати: Савелий Иванович преподнес самовар самому директору, директор — родительскому комитету, комитет — чайной комиссии. И пока передавался самовар, стало казаться, что подарено три самовара — до того растрогал всех этот подарок. Савелий Иванович умеет преподносить. Родительский комитет собирает пожертвования для неимущих учеников. Савелий Иванович щедро и великодушно — директору. Директор — родительскому комитету. Комитет — неимущему. Деньги растут, троятся…