Николай Москвин: Конец старой школы

И мимо, мимо…

«Зинка» — Зиновий Яшмаров. У него своя, принесенная из дома, фарфоровая кружка с нарисованным розовым яблоком. Когда рука подносит кружку к губам — три яблока. Щеки — наливные яблоки, только краснее, ярче. Над яблоками черные, будто мокрые вишенки, — глаза. Яшмаров обгладывает куриную ногу и косится вишенками на откусанную уже плитку шоколада.

…В тупике самовар-истукан. Блестящая медь — красное зеркало. На верхней крышке-зеркале вдавленная славянская вязь: «Фабрика Савелия Ивановича Яшмарова»…

В актовом зале, в коридорах, на этажах — схватки, драки, победный вой, угасающие крики, удар с тыла, удар с фланга… По зданию оголтело носятся, тайно крадутся отряды. В большую перемену два нижних этажа Реального училища — поле брани.

Дерутся всяко: друг с другом, полкласса на полкласса, а то основные с параллельными. К концу же большой перемены возникает самая великая баталия: объявляется война второму этажу.

Война!!

Телегин и Брусников подоспели к тому времени, когда уже начался бой на главной лестнице.

Сверху — свисающими гроздьями — второй этаж. Тот, кто ударяет, сгибается, словно собирается съехать со снежной горы: иначе не достать нижних.

Снизу — неистовствующий первый этаж. Чтобы достать какого-нибудь второэтажника, надо подскочить к нему, но это может только Умялов из параллельного класса. Великан нижнего этажа подпрыгивает и, нагнув голову, не глядя, вслепую тащит ближайшего верхнего вниз. Тут уж град первоэтажных кулачков.

От пунцово-напыженного Кленовского идет пар. Голубые глазки озабоченно мечутся: удастся ли это? У первоэтажников Кленовского и Лисенко — свое дело. Маленький Лисенко ложится на живот и ящерицей, под охраной ног Кленовского, ползет вверх по лестнице. Кленовский усиленно машет кулаками в воздухе, оголтело орет, скрывая свой коварный план. Невидимый Лисенко хватает за ноги верхнего и стаскивает по лестнице вниз. Второэтажники спасают своего: за плечи — кверху; Лисенко за штаны — книзу. Сыплются веселые пуговицы…

Плясов прорывается к Умялову. Разве Плясов не одного роста с Умяловым? Он тоже может вот так: нагнуть голову и не глядя, вслепую тащить несчастного второэтажника вниз.

— Раздайся, ребята!.. Руки подставляй — сейчас третий и четвертый класс буду сбрасывать!

Сверху неведомый кулак-снаряд глухо тыкается в плечо героя. Плясов, смешно вскидывая длинные ноги, закатывая белесые глаза, падает на своих, как на тюфяк.

Телегин и Брусников ожесточенно пробиваются к передним рядам, — поздно подбежали, но можно еще успеть!.. Нет, не успели…

Паника! Паника! Второй этаж отступает!

Тайно посланный отряд пробрался по второй лестнице и сейчас бьет врага с тыла. Второй этаж отступает!

— Ура!

— Ура… ра… ра-а!!!

И вдруг «ура» обрывается. И тишина…

Наверху лестницы, напоминая картину «Явление Христа народу», но, увы, по-земному прочно расставив ноги, — инспектор Оскар Оскарович.

По тишине шипящее:

— Оска!.. Оска!!

И в стороны, врассыпную, проваливаясь в преисподнюю нижнего этажа, исчезают, как бы тают в воздухе, и победители и побежденные…

Но поздно!.. Нет, положительно, Оскар Оскарович восьминог, восьмирук. Цепкие руки хватают тающих в воздухе бойцов. И по русско-немецки:

— Рутковский, встаньте под чайси! Плясов, под чайси! Умялов, и ви… под чайси! Пумпянский, ви такая большая олух, четвертый класс — и тоже… встаньте под чайси! Тс-с… стой, стоять!.. Телегин, под чайси! Торопиться нет… торопиться нет! Брусников, под чайси! У вас, Крылов, скоро усы бывают, а ви… под чайси! Сергей, под чайси!..

— Я не Сергей, я — Феодор.

— Будем проверять, под чайси! Губович, Черных, Лисенко — ви есть настоящий бандит, встаньте под чайси!.. Кленовский, куда пошел, куда идет? Я сказал — под чайси…

— Вы не говорили.

— Молчать — под чайси!.. Что я вижу! И ви, Яшмаров?! Что будет сказать ваш отец? Что ви делать на большой перемена? Если я буду замечать еще раз, я буду сказать вашему отцу. Встаньте, пожалуйст, под чайси!..

Часы на втором и на первом этажах. Бойцы из первого этажа стоят под своими часами. Второэтажники — под своими.

Бравые усы Филимона уже показываются из вестибюля. Медный колокольчик с деревянной ручкой Филимон плотно прижал к ладони, словно поймал в него шмеля, и держит его…

— Встать!

Это Плясов. У него такое место, что ему прежде всех видно, кто входит в класс. Со смешком, но по-особому размеренно, строго встают тридцать два.