— Держусь…
— «Гранит», я — 867-й, разрешите запуск, — запросил кто-то совсем некстати.
— Запрещаю! Всем находиться на приеме!
И опять — тягостная тишина. Прибежавший на СКП Будко нервно курил и не мог усидеть на месте. Ему-то более всех было понятно, к чему может, привести ухудшение самочувствия в полете, на себе испытал…
— 812-й, как дела?
— Держусь…
Под крылом — зигзаги асфальтированного тракта, зеленый массив тайги. Впереди по курсу смутно проглядывается серая полоса бетонки. Самолет был послушен и легок. Посмотреть с земли — прелесть! Серебристо-белая стрела неслась над тайгой, над полями и речками, одолевая огромные расстояния, словно играючи. В ней ощущалась могучая сила, лёт которой ничем не остановить. Она не подведет тебя, летчик Зацепа, только ты держись, постарайся только! До заветной серой бетонки осталось совсем недалеко — дотяни, дотяни!
Закусив побелевшие губы, лейтенант Зацепа сажал машину.
Операция прошла удачно, без осложнений, и уже через неделю Валентин Зацепа вышел на прогулку. Хирургическое отделение госпиталя он считал самым веселым. Когда в погожий день больные высыпали из палат на улицу, это было уморительное зрелище. Во всяком случае, так казалось Зацепе. Больные напоминали ему скоморохов, вышедших на карнавал. Один волочил ногу в гипсе, толстую, как бревно, другой нес перед собой руку, которая опиралась на хитроумнейшее сооружение в виде ферм, поддерживающих ракету, третий, почти весь в бинтах, сам походил на ракету.
А когда они встречались с сердечниками!..
Острословы из хирургического делили сердечников на три категории. Первая — те, которые услышали первый звоночек. Хватануло сердце — испугались. Скорей в госпиталь. Подлечились, оклемались: ух, пронесло! Этих называли: «Взвейтесь, соколы, орлами». Вторая категория — перенесшие вторичный инфаркт. Эти ходят, ходят и ходят. В руках у них палки. Это «Хоккеисты». И наконец, третья — «А до смерти четыре шага».
Название для третьей группы придумал Зацепа, хотя и сам ходил еще согнувшись, придерживая рукой правый бок. Больные на него не обижались: весельчак парень, а таких в госпиталях любят.
Валентина не забывали. Нет-нет да и заскочит кто-нибудь из товарищей, попавший с оказией в город. Иные приезжали специально и даже не подозревали о том, какое доброе, щемящее чувство благодарности поднималось тогда в душе Валентина. Ну что здесь особенного, казалось бы? Заглянул Заикин, пришел неторопливый, обстоятельный Волков, сунули неуклюже банку компота, кулек конфет, поговорили минут пяток о том о сем…
Здесь, в госпитале, Валентин по-особому ощутил тепло дружеского участия и терзался мыслями: а чем он отплатит за это? Скорей бы выздороветь и вернуться в строй, к ребятам…
В палату неслышно вошла сестра и застала Зацепу врасплох. Он поспешно сунул книгу под подушку, но было уже поздно.
— Вы опять взяли справочник? — строго сказала она. — Я ведь запретила.
Валентин скрестил руки на груди:
— Сестреночка, миленькая, так хочется о своей болезни узнать. Мне кажется, пора бы меня и выписывать…
— Потому больным и не разрешают медицинскую литературу читать, чтоб не казалось.
Сестра отобрала у него справочник.
— Марш в приемную! Вас ждут.
— Кто? — обрадовался он.
— Ваш товарищ. Красивый такой. Да поосторожнее, а то швы разойдутся.
Придерживая на ходу полы халата, Валентин засеменил в коридор. В приемной сидел Фричинский, розовощекий, еще не отошедший с мороза. На Зацепу пахнуло ядреной свежестью, здоровьем, волей. И наверное, поэтому у него вдруг закружилась голова.
— Привет, болящий!
— Привет! — бодрячески ответил он и поспешно опустился на стул. На его бледном лице блуждала вымученная улыбка.
Фричинский обнял его, шутливо потормошил, потом полез в карманы и стал вытаскивать свертки с гостинцами, сгружая их прямо в руки Зацепе.
— Держи, ребята прислали.
— Ну зачем?..
— Нажимай на калории!
— Спасибо… Ну, рассказывай, что там новенького в полку?
Фричинский неопределенно пожал плечами:
— Да все по-старому… В облаках летаем.
— В облаках?
У Зацепы загорелись глаза.
— Ну, еще боевое дежурство несем.
— Ты… тоже дежуришь?
— Не доверяют. На дежурство старичков выпускают.
— А нас все на веревочках водят — за молодых считают? — взорвался Зацепа. — Сколько можно?!
— Успокойся, еще успеешь состариться. Лучше на шоколад нажми, хлопцы из своего пайка передали, да побыстрее из этой душегубки выбирайся, а то совсем дойдешь. Как хоть здесь кормят?
Читать дальше