Владимир Дягилев - Весенний снег

- Видите ли, насчет вашего сына. У него сразу четыре порока. В данном случае, вероятнее всего, последствия войны. Лекарствами эти пороки не вылечишь.

Нужна операция. Очень сложная операция. А для нее необходимы точные и редкие аппараты... - Он прервался, решив об аппаратах умолчать. - В общем, обещать..

Обещать я могу лишь одно: буду оперировать так, как оперировал бы родного сына. А за исход....-Он опять помедлил и все-таки сказал:-За исход не ручаюсь.- Снова хотел добавить об аппаратуре, но не добавил. - Решайте.

Наступило молчание.

Вера Михайловна понимала, что вопрос сейчас обращен к Никите, а он растерялся. Он ведь никогда еще не вел таких разговоров, с врачами-то все она встречалась.

У него на лбу даже испарина появилась.

- Ведь надо, - не выдержала Вера Михайловна.

- Надо, - с хрипотцой в голосе подтвердил Никита.

- Да,-тихо произнес Крылов, понимая важность момента и состояние родителей. Он и сам чувствовал учащенное сердцебиение: будто и привык к таким разговорам, а вот, поди ж ты, сердце реагирует.-Нужно, иначе медленная, мучительная смерть. И чем дальше тянуть, тем меньше шансов на спасение.

Крылов заметил, что Вера Михайловна побледнела, глаза у нее расширились и она готова снова броситься на колени.

- Так как?-спросил он поспешно.-Может быть, подумаете?

- А что думать? - прогудел Никита.-Думай не думай..

- Тогда будем готовить.

Крылов встал и проводил их до двери.

В приемной Вера Михаиловна остановилась, ноги отказали, и Никита придержал ее за плечи.

- Да не кусай ты губы, - с сочувствием произнес он. - Они уж и так синие. Взяла привычку.

Она уловила это сочувствие, подумала: "Он-то и вовсе в первый раз". И собралась с силами.

- Мы ж для того его-е везли сюда,-прошептала она.-Будем надеяться, Никитушка.

-Началась пора тягостного, острого, как боль, ожидания. Веру Михайловну вдруг охватывал страх. Она готова была закричать: "Никитушка, откажемся! Так хоть несколько лет поживет, а то... Ведь навсегда". Но у нее не хватало духу сказать эти слова, тем более что Никита, вероятно, и сам хотел произнести эти же слова, но только крепился, стараясь отвлечь ее рассказами о доме, о домочадцах, о выселковских новостях.

- А к нам сегодня еще один парнишка поступил, - сообщила Вера Михайловна, возвратясь с дежурства. - Говорят, с тем же пороком, что и у нашего Сереженьки.

Никита на минуту оживился, и это означало, что он понимает, в чем дело: "Раз принят такой же, значит, на что-то рассчитывают. Значит, есть шансы".

Ночью, чувствуя, что жена не спит, он прошептал с придыханием:

- Вот я бы за него... под нож... И без наркоза...

Вера Михайловна уткнулась носом ему в плечо, и он почувствовал теплоту на коже: слезы.

- Ну что ты? Что? Мы ж до самого лучшего дошли.

Куда уж?..

Сережу тщательно помыли-Вера Михайловна сама участвовала в этой процедуре-и перевели в предоперационную палату. Впуск туда строго ограничили. Теперь и Вера Михайловна не могла больше пройти к сыну.

Лишь издали она зорко наблюдала за всем, что происходило там, за стеклянной перегородкой.

Наконец наступил день, когда родителям разрешили в последний раз перед операцией пройти к Сереже. На них надели специальные халаты, шапочки, маски, на обувь даже чехлы. Аркадий Павлович напутствовал:

- Только не волнуйте его. И недолго.

Ощущая щемящий холодок в груди, они вошли в предоперационную палату.

Палата была большая, светлая, белая. И среди всего белого они различили глаза своего сына. Оба остановились у входа, как будто вошли из темноты.

- Не видите, что ли? - послышался звонкий и болрый голос Сережи.

Тогда они подошли к кровати, и две руки потянулись к его головке, чтобы погладить ее.

- Прикасаться лучше не надо,-раздался голос сестры.

Они отдернули руки и вновь замерли, не зная, как вести себя в этой палате.

- Папаня, покажи фотку,-выручил Сережа.

Никита торопливо потянулся к карману, позабыв, в ка-ком именно лежит фотография Пальмы.

- Так в правом же,-подсказал Сережа.

Он долго смотрел на карточку, а потом сообщил сестре:

- Это подружок мой. Пальмой зовут.

И снова наступило молчание.

- А бабуси поют?-неожиданно спросил Сережа.

- Да нет,-ответил Никита.-Тебя дожидаются.

Вот поправишься - споют.

- "Купчик-голубчик"?

- И это споют.

Появился Аркадий Павлович, произнес тихо:

- Достаточно.

Вера Михайловна кинулась было поцеловать сына.

Сестра снова остановила:

- Так попрощайтесь.

Медленно отступая к двери. Вера Михайловна и Никита стали махать Сереже, будто он был в вагоне, а поезд тронулся. У дверей они.все-таки задержались.