Вера оказалась легким человеком. Быстро сошлась с бабушкой, с Соней, с ее мужем Иваном, с соседями. Стариков она брала внимательностью, молодых-пониманием и веселостью. А ребятишки - это уж само собой. Они к ней лезли, как мухи на сахар. Вера стала своим человеком в Выселках, как будто тут родилась и прожила всю жизнь, хотя в Выселках она бывала мало: работала с утра до вечера. Возвращалась поздно, вместе с Никитой, который нес ее увесистый, набитый тетрадями и книгами портфель. И выходные дни почти что все она проводила в Медвежьем со своими учениками. И все-таки Вера находила минутку к соседям забежать. То книгу оставит, то заказанную покупку передаст, то посоветует, то соседкиного муженька, перебравшего накануне, пристыдит.
И для Никиты времени у нее оставалось немного:
дорога от села до поселка да ночи - длинные, темные зимой в избе и летние, звездные на сеновале. И, быть может, оттого, что виделись они урывками, что времени им всегда не хватало, они и не наскучили друг другу, и тянулись один к другому, и рады были, когда оставались вдвсем.
- В отпуск бы нам вместе,-как-то сказал Никита. - Так опять же не сходится, У тебя он летом, а у меня лето-самая страда.
- А ты не страдай,-шутила Вера,-успеем еще надоесть друг другу. Жизнь длинная. Мы с тобой сколько лет проживем?
- Тысячу.
- Ну, это слишком, а вот до ста современная наука обеспечит. Давай поначалу на пятьдесят лет задумаем, до золотой свадьбы, а потом повышенные обязательства возьмем.
Никита стискивал ее так, что она ойкала, и оба хохотали до слез.
- Вот уж как складно живут, вот уж как душа в душу, - говорили в деревне, глядя на счастливые лица молодоженов.
- Повезло тебе, -Денисовна, за все слезы, стало быть, за все бояи. Оно и верно, оно и правильно,-повторял при каждой встрече старик Волобуев.
Марья Денисовна не разделяла восторга соседей, точнее, невесткой была довольна, а вот кое-чем - нет. И чем ближе время подходило к осени, тем больше она приглядывалась к Вере, тем больше хмурилась. Как-то не утерпела, сказала Никите:
- Что-то признаков никаких. Ребеночка-то не намечается?
- Она ж не корова, чтоб каждый год телиться, - буркнул Никита.
- А они все ноне такие,-успокаивала Марью Денисовну бабка Анисья. Насчет этого не шибко. Сперва, значит, поживут в свое удовольствие, а опосля..
Однако Марья Денисовна не утешалась. Мысли о продлении Прозоровского рода не давали ей покоя.
- Никитушка, порадовали бы вы меня. Ведь помру без уверенности.
- Живи, бабаня, живи. Не торопи с этим делом...
Мы вот учиться собираемся, на заочном...
- Так вы родите, а уж после учитесь. Родите, а уж мы вынянчим.
- Ладно, ладно. Заявка принята. Обсудим.
На третий год совместной жизни Никита и сам начал призадумываться. Молчал. Но Вера догадывалась, отчего он мрачнеет.
- Я не знаю... Я посоветуюсь... Съезжу в город, к доктору.
- А в Медвежьем-то больница.
- Там мужчины... Хотя есть акушерка, Дарья Гавриловна.
Акушерка сказала Вере, что вроде бы все нормально, а для полного уточнения надо в город ехать.
- Не стыдись, Вера Михайловна. Там Сидор Петрович, старичок такой. Он все знает. Он и утешит, он и подскажет.
Поехала Вера в город. Вернулась, говорит Никите:
- Велел и тебе приехать. Такие дела, оказывается, вдвоем решают.
Через неделю отправились оба.
Старичок доктор морщил нос, как бы приглашая улыбнуться, объяснял Никите жиденьким голоском:
- Видите ли... Вы кем работаете? Ага, ага. Так местный? А супруга ваша родилась в Ленинграде. Ага, ага. У нее, видите ли, дистрофия была. Это может, видите ли, отразиться. Ага, ага. И еще она купель ледяную принимала. Не знали? Было, видите ли, при эвакуации через Ладожское озеро. Полагаю, это и отражается.
Так сказать, последствия войны через столько лет. Ага, ага.
Старичок порекомендовал съездить в Крым, на курорт Саки.
Никита не возражал. Летом, в отпуск, Вера поехала на Юг.
Никита грустил. Марья Денисовна вздыхала.
- Война проклятая,-объясняла она свое горе соседкам.-Ведь голодовку она перенесла, сердешная. Вот и аукнулось.
Соседки тоже вздыхали, сочувствовали.
Три лета ездила Вера на курорт. И все не было результатов. Вера по ночам плакала. Никита гладил ее
шершавой ладонью, утешал:
- Ну, чо ты! Я ж ничо. - Когда он волновался, начинал "чокать".
А у самого ком в горле. И злость на судьбу. "Что же это? За что? Все будто бы ладно, а вот детей нет".
Как-то они спали на сеновале. Никита проснулся от тихих всхлипов. Скосил глаза, увидел лицо Веры, и сердце сжалось от жалости.
Читать дальше