Сергей Антонов: В тихой станице

— Пока еще до этого не додумались, — серьезно ответил Володя, — но скоро и это будет.

Так прошло четыре дня. Никодим Павлович ни разу не появлялся, наверно, рассердился. Но Василиса Михайловна тревожилась не из-за Никодима Павловича. Ее обижало, что Володя не очень-то обращает внимания на внучку. Вся станица на нее засматривается, а этот техник придет — и словно ее дома нет. А девку бог не обидел: статная, кареглазая, казацкая полукровка. Правда, Володя сильно уставал, говорил, что основные работы на дамбе надо кончать обязательно до морозов, а они отстают, не поспевают. Но Василиса Михайловна ходила как-то к Кумшаку, видела эту дамбу. Растет гора прямо на глазах, быстрее уже невозможно работать… Володя приходил поздно, раскладывал бумаги да книги, считал да писал или, задумавшись, ходил из угла в угол, словно вымерял комнату широкими шагами, а за ним, как маятник, мотался Монитор.

Но Василиса Михайловна, видно, всего не углядела. В субботу, пока Володя еще не вернулся, Люда прибежала домой с фермы и стала гладить платье с короткими рукавами, пестрое шелковое платье, которое берегла и надевала всего два раза. Ей надо бы поесть да бежать на занятия, — она училась на курсах поливальщиков, — но она забыла и суп подогреть, и занятия пропустила.

— Ты куда собираешься? — строго спросила Василиса Михайловна.

— Сегодня кино в Сосновке… Получила приглашение от одного красивого блондина, бабушка.

— Холодно будет с голыми руками.

— Ничего, бабушка. Наше дело такое: дрожи, а фасон держи.

Люда переоделась, села у окна и стала глядеть в ту сторону, откуда приходил Володя. Она сидела в своем красивом платье, то поглядывая в окно, то листая книжки, в которых были нарисованы непонятные чертежи и значки.

«Хоть бы Никодима Павловича не угораздило сейчас явиться, — вздохнула Василиса Михайловна, — прямо беда». И только она это подумала, вошел Никодим Павлович с гостинцем в платочке. Монитор подбежал к нему ласкаться. Никодим Павлович отодвинул его ногой, посмотрел на чемоданы, на книги и сказал грустно:

— А собака, обождите, вырастет, все тряпки у вас погрызет.

— Они у нас недолго жить будут, — усмехнулась Люда, — только до конца строительства.

— Куда собрались?

— В кино. В Сосновку.

— Ненадежный он человек, — подумав, сказал Никодим Павлович, обращаясь к Василисе Михайловне. — Так и будет по свету бегать со своими чемоданами. Никакого хозяйства не наживет… Сегодня по радио передавали, залетел к нам американский самолет…

— А девять умножить на двадцать шесть, получается двести тридцать четыре, — перебила его Люда, — два, три да четыре — опять девять. Почему это, Никодим Павлович?

Он помолчал, барабаня по столу белыми пальцами, потом вдруг резко поднялся и, не попрощавшись, пошел в сени. Через минуту вернулся, взял со стола гостинец и пошел снова, но, дойдя до порога, остановился и сказал:

— А девять на одиннадцать — девяносто девять. Дурак он по самые уши.

Только после ухода Никодима Павловича Люда спохватилась, что времени уже много и кино в Сосновке, наверное, началось. Но она все сидела у окна, глядя на розовое от вечерней зари займище, на пересохшую старицу Дона и гладила Монитора. Монитор повизгивал на ее коленях, скучал по хозяину, и Василисе Михайловне было жалко и внучку и щенка. Наконец, когда на улице совсем стемнело, Люда сняла платье, бросила его на спинку кровати и легла спать.

— И хорошо, что он не пришел, — сказала она бабушке, — погода плохая, до Сосновки пять километров. Пусть этот шагающий экскаватор один ходит.

Но по голосу ее Василиса Михайловна поняла, что внучке очень обидно.

Ночью пришел Володя, принес какой-то камень, положил на стол. Василиса Михайловна не стала его расспрашивать ни про камень, ни про то, почему задержался; только поджала губы, чтобы показать свое неудовольствие, и пошла на кухню подогревать борщ. Возле печки она возилась долго, стучала рогачом и думала: «Пусть посидит да прочувствует свою вину». Но, войдя в камору, она увидела, что Володя спал сидя за столом, положив голову на руки. Рядом с ним на скамейке спал Монитор. Услышав ее шаги, Володя проснулся.

— Что это за булыга? — спросила Василиса Михайловна.

— Это зуб мамонта. Выкинуло вместе с землей… Люде подарок. Она, наверное, обиделась на меня. Я сейчас снова на карту иду, так вы скажите ей, что никак не мог прийти вовремя. Неприятность у нас там… Иловатый грунт в дамбу пошел, негодный… Ночью не уследили. Около тысячи кубов надо заменять…