Всеволод Иванов - Иприт

Обвинение священника Рекова, что его Пашка выдвигал в качестве бога, а также будто бы украл у него медвежью шкуру, признать неосновательным и недоказанным. Действительно, священник Реков основывал какую-то секту и пытался принять меры к обновлению крестов, что и было разоблачено своевременно. Но религия — дело частное согласно декрета, и нам нет до этого дела, а что касается шкуры, то при осмотре шкура медведя Рокамболя оказалась бараньей полостью, которую сам священник Реков взял с господской усадьбы. Голубой цвет ее произошел от неумелого окрашивания.

А в связи с приставаниями к девице Софье Некритиной указанного Словохотова и за самовольное сбирание толп народа, которым он и рассказывал под видом своей жизни разные небылицы про химическую войну, отчего многие суеверные люди, отчасти и со страху, отказались сеять хлеб, — Павла Петрова, самовольно именующего себя Словохотовым, из членов волостного Доброхима исключить…»

Пашка шел домой огорченный и обиженный.

На заседании какой-то ехидный голос крикнул:

— Вся-то химия у него в самогонном аппарате.

Это чтоб да у Пашки, героя и химика, ученика великого Монда, был самогонный аппарат!

Впрочем, Монд Пашке не понравился. Длинный и сухой, и действительно походит на англичанина, но все-таки есть в нем что-то такое. Водки с ним, ясно, не выпьешь и едва ли соблазнишь дочь, которая выходит за немецкого колониста.

Пашка жил на окраине села бобылем.

Избушка у него покосилась, соломенная крыша совсем прогнила, настолько, что стыдно было б ее и починять.

Старуха-мать и то говорит:

— Лучше бы тебе, чем с бочки брехать, крышу перекрыть.

А к чему соломенные теперь крыши, когда по всей Европе аэропланы и черепица ни по чем. Пашка и ждал, а пока рассказывал о своей жизни.

Почему, спросите, слушали Пашку?

Поговорите со сведущим человеком о нашем теперешнем крестьянине.

Оный сведущий человек подтвердит вам.

Мужик теперь не работает, как раньше, без мысли с восхода до заката. А потом, как бревно, в постель.

Мужик теперь проработает час и пять минут стоит и думает.

Так вот проходишь мимо и видишь.

Стоят мужики и думают.

О чем?

А как сделать, чтоб не работать с восхода до заката, и почему они так работали.

Может быть, как-нибудь Пашка помог им подумать?

Не знаем.

Только уже во дворах пахло дегтем из лягушек. Мужики подмазывали телеги, чтоб везти в город продналог, хозяйки шли к скотине, и мальчонки приготовляли мотыги выкапывать картошку.

Один друг остался у Пашки — китаец, содержащий в волости прачечную, Син-Бинь-У.

Нам и самим удивительно, почему в Микитине прачечная. Ясное дело, никто белья китайцу отдавать не мог. И потому, что не было денег на стирку, и потому, что не было белья.

Но прачечная существовала. Даже с вывеской.

Впрочем, я могу привести еще более удивительный пример. Есть город Луганск в самом сердце Донецкого бассейна. Живут там одни рабочие. Так весь город наполнен парикмахерскими.

Между тем все рабочие бреются сами.

Потому что за бритье парикмахер берет полтинник.

Китаец в длинных синих штанах, на босу ногу, стоял на пороге прачечной.

— Покрыла тебя? — добродушно спросил он.

— Покрыли, черт их драл.

— А ты не обижала. Зачем людей обижала? Про меня говорила сначала хараша как. Учился. Мандат большой. А потом дурака бегал, дурака догонял. Сапсем плаха. Меня в девка превратил, замуж выдал.

Китаец вздохнул.

— Зачем меня замуж? Мне самой баба нада. Один такой про меня, как ты говорила: на бронепоезда «14–69» под колеса живой лег. Хе-е… Какой дурака под колеса лег. Я семечком бронепоезде торговал, в Сибила…

— Чего ты бормочешь?

— Учень многа врут. У-ух, как многа. Как вода. Ты мене скажи, какой тебе выгода меня баба делать?

— А куда мне тебя девать, черт желтый. Отстань ты, и без тебя тошно. Хорошо, что замуж выдал, я бы тебя в лягушку мог превратить… Выпить нету у тебя?

— Не-е…

Китаец вдруг хлопнул себя по лбу и на глазах озадаченного Словохотова (будем так называть его, привыкли) нырнул в избушку.

Он быстро вернулся, держа в руках длинный плотный пакет.

— Забыла. Тебя дома нет, мне, как друга, принесла. Бери, говорит, с почта пакет. Я взял. Может, родной кто у тебя помер на родине.

— На какой родине? Моя родина здесь.

Пашка с недоумением принял пакет.