Григорий Ходжер - Конец большого дома

Речушка, то расширяясь, то сужаясь, петляла по лугам, потом прижалась к пологой сопке, но вскоре опять вышла на луга с редкими островками леса. Встречались тихие заливчики, заросшие кувшинкой, стрелолистом и лакомством лосей, изюбрей — трехлистником-вахтой. Трава на берегу таких заливчиков была вся измята, земля ископычена.

— Ага, [16] Ага — брат. следов много, — вполголоса проговорил Дяпа, догоняя Пиапона.

— Есть.

— А красноволосый Иван говорил Калпе, будто зверя нет.

— Видно, ослеп.

— Где мне лучше переночевать?

— Можешь вместе со старшим братом.

— Дай ага, [17] Дай ага — старший брат. ты где остановишься? — спросил Дяпа у Полокто.

Полокто подъехал к уткнувшимся в густую пахучую траву оморочкам, закурил, разглядывая сопки, зеленую тайгу. Комары надсадно звенели над головой, птицы голосили вечернюю песню перед сном.

— У меня руки побаливают, я далеко не поеду, — наконец ответил Полокто. — Здесь тоже кое-что можно встретить. Ты, Пиапон, куда думаешь ехать?

— Выше Поперечной редки, к Лосиному озеру.

Полокто мысленно измерил расстояние — далеко.

— Всю ночь думаешь ехать?

— Посмотрю.

— Я тогда с тобой поеду, — глядя на Пиапона, сказал Дяпа. — Ты меня где-нибудь на середине оставишь.

— Места хватит.

Пиапон оттолкнул оморочку и неторопливо, размеренно замахал веслом. Вода опять зажурчала под носом оморочки, и Пиапон подумал, что оморочка довольна прохладой речки, хорошим вечером, поэтому поет веселую песню, вторя замирающей песне птиц. Тайга, луга скоро уснут, только будут хором петь комары и мошки.

Полокто остался и, что-то разленился, последнее время все морщится, по ночам стонет — болеет или притворяется. Рано он дедушкой сделался, [18] По нанайской родословной самого старшего дядю племянники и племянницы зовут дедом. В большом доме Баосы два деда — сам Баоса и Полокто. рано собрался на покой, теперь он может не стараться на охоте и рыбной ловле, где детей прокормят не обремененные пока своими детьми Дяпа и Калпе, ведь в большом доме все делится поровну. Интересно, как он вел бы себя, если б ему пришлось жить отдельно? В тридцать лет сделаться стариком — этого Пиапон никак не может представить, ведь ему тоже через год будет тридцать лет — так выходит по подсчетам отца и матери. Он, говорят, родился в год лесного пожара, а Полокто — в год мелководья, когда русские дымящие лодки, как ракушки на песке, садились на мели и, завидев другую лодку, ревели, как десять медведей.

В детстве Полокто часто дрался с младшим братом — в этом ничего удивительного нет, братья должны драться, но, став охотником, он перестал драться, и долгие годы Пиапон не слышал от него плохого слова. Когда после женитьбы у него стали появляться одни мальчики, он сперва радовался, потом усмехаясь, признавался, что хочет дочь, чтобы выдать замуж и хорошо выпить на ее свадьбе.

— Сыновья приносят в дом мясо и рыбу, а дочери — водку, — говорил он.

А у Пиапона рождались одни дочери, и он испытывал огорчение и непонятное смущение: дочери, конечно, тоже люди, они, верно, поят отцов водкой, но потом сразу становятся чужими людьми, они не могут продолжать род Заксоров, будут плодить каких-то Бельды, Киле, Ходжеров. Пиапон хотел сына, только сын может продолжить свой род. Два года назад, когда у Пиапона родилась третья дочь, Мира, Полокто при всех снял бечевку, которой подвязывал штаны, и протянул брату. Пиапон, не веря глазам, смотрел то на крученную из конопли тоненькую бечевку, то на брата.

— Меняться будем, — сказал Полокто.

Это значило, что Полокто добровольно отдает свое счастье на сыновей Пиапону, а у него просит его счастье на дочерей. Братья обменялись бечевками — подвязками.

Старший брат, второй дед в большом доме, был хотя и вспыльчив, как отец, но при решении важных семейных вопросов сдерживал себя, не гневался зря, не кричал и с мнением большинства мужчин всегда считался. Только в последнюю зиму и весну он разлепился, возомнил себя второй главой большого дома, но Пиапон не позволит ему кичиться и лениться, он все же не кто-нибудь, а де могдани, его слово иногда бывает весомее слова главы дома. Если что произойдет, Пиапон отделится от большого дома, ему и так тяжело слушать ругань женщин, он знает, что в большинстве случаев скандалы возникают из-за невоздержанности на язык его жены, поэтому ему вдвойне тяжелее.

Размышления Пиапона прервала косуля, она выскочила из травы на берег речушки, повертела точеной головкой туда-сюда, попрядала ушами и, заметив оморочку, длинными прыжками поскакала в тайгу. Вскоре из зеленой чащи раздался оглушительный рев, похожий на рев медведя.