Вольт Суслов: Красные облака

– Что же он?… – протянула Алла. – Упустит…

И тут со всех соседних крыш закричали:

– Таранил! Таранил!

На следующее утро весь город говорил про этот бой.

Фашистский самолёт рухнул в Таврический сад. Прямо в тот летний буфет, где мы с Вовкой покупали мороженое. "Угостил" его наш лётчик-истребитель., Правда, ас этот на парашюте выбросился. Так его тут же на улице Маяковского и поймали.

И наш лётчик тоже на парашюте спустился.

Прямо во двор Невского машиностроительного завода.

Только скатился с крыши на кучуугля:

– Стой! Руки вверх!

– Попался!

Никак не ожидал лётчик такой встречи.

– Свой я, товарищи! – кричит. – Лётчик я! Алексей Севастьянов.

В ответ минутное молчание. Не "верят. Знаем, мол, какой ты свой – прикидываешься. Потом говорят:

– Ладно, пошли. Там разберёмся.

Идёт Севастьянов и думает: "Что это у меня правая нога мёрзнет?" Посмотрел – одной унты нет. Потерял в воздухе.

Дали ему какой-то валенок и отправили к генералу.

Там уже и немецкий ас сидит. Действительно опытнейшим фашистским лётчиком оказался. И над Францией он летал, и над Польшей, Лондон бомбил. Воздушный ас по фамилии Мюллер.

Сидит и никак не может поверить, что его сбил молодой, ещё не опытный в боях лётчик.

Увидел Севастьянова, вскочил, руку протягивает, лопочет что-то.

– Он говорит, что уважает храбрых асов, – вступил переводчик.

Алексей руки не подал.

– Поневоле уважать будешь, коли заставят, – говорит.- Скажите ему, – кивает на фашиста, – что уважать я его не уважаю. А встрече рад. Потому что не придётся ему больше бомбить Ленинград, не придётся летать в нашем небе.

Вовка вырезал из газет два портрета Алексея Севастьянова. Один повесил дома, а другой на чердаке, возле слухового окна. На чердаке-то в ту пору мы сидели, наверное, больше, чем дома.

Света в городе не было. Запылившиеся лампочки уныло висели под абажурами и с завистью поглядывали на маленькие коптилки. У коптилок гордо торчал фитиль, было какое-то вонючее, потрескивающее масло, п главное – мерцал огонь! Маленький жёлтый огонёк с синенькими краями. У электрических лампочек не светилось ничего…

Я устраивался возле коптилки и писал письма.

К новому учебному году я приготовил целую гору тетрадей, но они не понадобились. Школа наша закрылась. В бомбоубежище заниматься тоже перестали. Тетрадки лежали без дела.

До тех пор, пока мама однажды не сообщила:

– А тебе письмо.

– Где?!

Раньше я писем никогда не получал. Ни от кого. Папа писал маме, бабушка – маме. А тут вдруг-мне! Я так удивился, что даже забыл стряхнуть с валенок снег, снять шапку… Как ввалился с улицы в комнату, так и стою. С конвертом. Только рукавицы сбросил.

Между двумя круглыми печатями сверху было написано: "Ленинград". И два раза подчёркнуто. Потом – "Васильевский остров". И тоже подчёркнуто. "14 линия…"

Письмо было не от папы. Папа всегда писал ещё: "п/о 50".

Внизу под жирной чертой стояли крупные буквы: "г. АРЫСЬ". И ещё такими же крупными буквами: "СТАЛЬБАУМУ К."

– Это от Кости! – закричал я. И побежал искать Вовку.

Читали мы вместе.

– Ого, куда его занесло! – Вовка даже присвистнул. Повертев в руках листочек, он вздохнул и не очень как-то хорошо сказал: – Помидорчики, значит, ест…

– Он же их собирает! – обиделся я за Костю. – Он же пишет, что всей школой в колхозе работают. Для фронта. Думаешь, помидоры бойцам не нужны?

– Нужны, – вздохнул Вовка. Он вложил листочек обратно и протянул мне конверт. – Привет ему напиши.

Дома я достал чистую тетрадку, вырвал из середины два листа и сел думать.

Мама уже в госпиталь ушла на дежурство. Воздушной тревоги ещё не объявляли, за шторами светомаскировки было тихо. Огонёк в коптилке вздрагивал, изгибался то в одну, то в другую сторону, и серый конверт ловил своими строчками прыгающие тени.

Как он добрался до Ленинграда? Через блокаду ведь! Его, наверное, сначала везли в эшелоне. На разных полустанках эшелон подолгу стоял, пропуская на фронт составы с войсками и танками. Потом он пережидал встречные поезда, которые везли раненых. На какой-то станции мешки с письмами выгрузили из вагонов и сложили в телегу. Грузовики все сейчас на фронте. Или на военных заводах. От вокзала до аэродрома и на телеге можно.