Сергей Антонов - Овраги

— Балуй! — раздраженно крикнул Роман Гаврилович, но тут же спохватился и похлопал своего спасителя. Гнедок обиженно отвернулся.

Убедившись, что розвальни целы, Роман Гаврилович разобрал вожжи и поехал. Только сел, ноги стали снова неметь и тоска снова навалилась на душу. Вспомнилась покинутая навеки городская комната, балкон, кухня. «Там март месяц, весна, сосульки, — подумал он, — а здесь пурга да январские морозы. Как бы горло не застудить».

Он спрыгнул с розвальней и побежал рядом с конем. Из темноты высунулась очередная еловая лапка. Он выдернул ее и забросил в снег. Наезженная колея вскоре потонет в снегу, и без указующих знаков преследователи наверняка собьются. Некоторое время это занятие развлекало его.

«До сельсовета верст восемнадцать. Ветер в спину, дорога утыкана ветками, — рассуждал Роман Гаврилович, выдергивая ветки. — Часа за два добежим до села, оденемся потеплей и рванем в район, докладывать обстановку».

Между тем мороз делал свое дело. Когда Гнедок резко дернул в сторону, Роман Гаврилович с удивлением обнаружил, что он не бежит, а лежит, скрючившись, в розвальнях, а дорогу зыбко освещают огни автомобиля. Стряхнув дремоту, он подскочил к коню и схватил его за недоуздок.

Что-то яркое и грузное нагло слепило Романа Гавриловича. Винтообразные космы метели словно всасывались мертвыми лучами фар. Роман Гаврилович пытался прикрыть коню глаза, но Гнедок взвился на дыбы и увяз в сугробе. Снова послышался треск, дровни накренились, ветер выдул из них бесформенный тюфяк свалявшегося сена, и оно лешаком запрыгало в темноту.

Глухой броневик, закупоренный сталью по самые колеса, проехал мимо. Вслед за броневиком тянулся грузовик, наполненный рядами красноармейцев. Они сидели плотно, будто примерзшие друг к другу.

— Стой! — закричал Роман Гаврилович, размахивая шапкой.

Машины, не отвечая на зов, упрямо пробивались сквозь снежную мглу. Шум моторов слился со свистом метели, и долго было видно, как снопы огней освещают то небо, то землю.

— Эти и без вешек не заплутают, — сообщил Гнедку Роман Гаврилович, вытаскивая коня на дорогу, и смолк на полуслове. Он заметил, что дуга перекосилась на сторону. Левый гуж, сцеплявший оглоблю с хомутом, лопнул. Поняв это, Роман Гаврилович растерялся по-настоящему. Заменить порванный гуж нечем, а на одной оглобле далеко не уедешь. Да и оставаться в открытом поле под ледяным ветром нельзя. Конь нервничал, гонял по зубам гремучее грызло.

— Что будем делать? — спросил Роман Гаврилович.

Чуя смятение хозяина, Гнедок мотнул головой. Он не желал отвечать на глупые вопросы.

— Вот мы что сделаем, — сказал Роман Гаврилович. — Выпряжем тебя и отправимся в путь верхом. Не возражаешь?

Начал он с того, что попытался распутать чересседельник, но задубелые пальцы отказывались исполнять самую простую работу. Испугавшись, Роман Гаврилович бросился оттирать руки снегом. Острые снежинки царапали ладони, сдирали кожу. Он тер и тер, пока не ощутил противную липкость крови.

— Ничего у нас с тобой не получается, — сказал он коню, убирая ненужные руки в карманы. — Придется топать пешечком.

Он свистнул коня и полез на большак. Конь, похрапывая в душившем его хомуте, тащил дровни вперед.

— Куда наладился, голова два уха! — остановил его Роман Гаврилович. — В район? Там и без нас разобрались, коли броневик прислали…

Они повернули на Хороводы. Ветер хлестал в лицо, распахивал воротник, задувал за шиворот.

— Не спеши, — внушал себе Роман Гаврилович. — Главное, не отрывайся от большака. Черт меня попутал вешки выдергивать. Не спеши.

Увещевания были излишни. Спешить Роман Гаврилович и так не мог. Пахать снег чоботами становилось труднее. Он остановился передохнуть.

Свистела метель. Коня слышно не было.

Ни на что не надеясь, побрел он куда глаза глядят, наткнулся на брошенную в пожне сеялку и сел, прижавшись к холодному бункеру.

Предсонное оцепенение охватило его. Вдалеке залаяла собака. Он не пошевелился. В уютном затишье за бункером полузанесенной сеялки клонило к дремоте. И думы тянулись медленные, уютные. Хорошо, что Митя не один в бестолковой заварухе, хорошо, что при нем Катерина, хорошо, что она не торопит расписываться… Авось Пошехонов догадается, даст ей знать, что председатель отбыл в район, успокоит. Что бы там ни было, а уважают его сядемцы. Пошехонов, который, кроме коней, никого не признает, и тот уважает. Деликатный мужик. За худую сбрую надо бы председателю пенять, а он бедолагу Вавкина поругивал. Дескать, Вавкина поминаю, но и ты, председатель, все ж таки мотай на ус.