— Кто там? — спросила Алла Дмитриевна через дверь.
— Андрей Леонидович дома?
Голос был мужской, густой, приятный, внушающий доверие.
— Он будет в пять пятнадцать.
— Да вы не бойтесь, на дворе день.
Алла Дмитриевна открыла дверь. На пороге стоял человек лет сорока пяти — пятидесяти, высокий, хорошей осанки, с лицом значительным и сильным.
— Збандут Валентин Саввич.
— Очень приятно, — холодно произнесла Алла Дмитриевна.
— Вам это имя ничего не говорит?
Нахмурив брови, Алла Дмитриевна вспоминала: «Збандут, Збандут. А-а, открытки под Новый год…»
— Немного говорит.
— Разрешите подождать?
Алла Дмитриевна посторонилась, впустила визитера.
Сняв шляпу, Збандут огляделся. Широкий коридор, упирающийся в большое, во всю стену окно, выходящее в сад, похож на зал. Тяжелые двустворчатые двери в комнаты. Коридор сворачивает в сторону, и, кажется, квартире этой нет конца.
— Бельгийской постройки? — не то вопросительно, не то утвердительно сказал он.
— Да. Сейчас так не строят. Малометражки, малолитражки.
— На какую вешалку прикажете плащ? — Збандут замешкался, увидев с обеих сторон коридора большие дубовые вешалки с секциями для галош, с полками для шляп, с устройством для тростей и зонтов.
— Сюда.
— А левая всегда безработная? Как и половина правой?
— Почему вы так решили?
— Андрей не любил чтоб в доме было много людей.
— Вы старые друзья?
Гость улыбнулся. Улыбка у него скупая, она чуть трогает губы, хотя лицо от нее добреет. Так улыбаются люди, привыкшие сдерживать свои эмоции.
— Друзья… Андрей на моей памяти никого еще не величал своим другом. Высшая аттестация, которую он давал людям, — приятель. А кто не обзавелся друзьями в юности, в старости уже не приобретет. Можно пройти в комнату?
— Ах да, пожалуйста, — спохватилась Алла Дмитриевна.
Заслышав чужой голос, из отдаленной комнаты выскочили дети — мальчик лет семи и девочка чуть постарше, оба быстроглазые, щеки яблочком. Украдкой рассмотрели пришельца со всех сторон, чинно поздоровались. Но потом детское взяло верх. Мальчуган не удержался, взвизгнул, девчушка покружилась, захватив руками края юбчонки и, постепенно удаляясь, унеслась. Вслед за нею вприпрыжку ускакал и брат.
— Забавные детишки, — глядя им вслед, проговорил Збандут и неожиданно осведомился — Зачем вам такой дворец? Разве лишь для того, чтобы сохранить талию, истязая себя уборкой? — Он мягко ступал по ковровой дорожке, прикрывавшей натертый до зеркального блеска пол.
— Андрей Леонидович считает, что размер квартиры — вопрос престижа, — ответила Алла Дмитриевна, и гость так и не понял: согласна она с мужем или подсмеивается над ним.
Двери с одной стороны коридора закрыты, с другой открыты. Кабинет, гостиная, столовая. Вошли в гостиную. Угловой дубовый диван со сложной надстройкой в виде готических башен и зубчатых стен, великолепное трюмо в золоченой резной раме, ковер на полу.
Гость устало опустился на диван, попросил разрешения закурить, достал из кармана пачку сигарет.
— Андрей Леонидович не терпит запаха табачного дыма.
— А вы?
— Я? Ах, болгарские? С удовольствием. Но только не выдавайте, — губы Аллы Дмитриевны развела лукавая улыбка.
Задымили. Збандут засмотрелся на хозяйку дома. Его мало привлекала красота как сочетание линий, совершенство симметрии, игра красок. Он отмечал ее, но оставался равнодушным. Лицо Аллы Дмитриевны завораживало не этим. Оно было осмысленно красивым, каждая его черточка говорила о характере. И высокий лоб, и нервные брови, и губы. Крупные, упругие. Серые с синевой глаза, обрамленные стрелами черных ресниц, делали взгляд глубоким и грустно-задумчивым.
Алла Дмитриевна не смутилась, почувствовав, что ее рассматривают, — должно быть, привыкла к тому, что ее внешность не оставляла равнодушным.
— Андрей Леонидович по-прежнему рисует? Помнится, у него были большие способности.
Она кивнула головой.
— Это для него лучший отдых.
— Можно посмотреть?
— Все его работы в отдельной комнате. Свое хобби он скрывает.
— Скромность?
— Мне трудно сказать, что это. Вообще Андрей Леонидович не любит саморекламы.
— А что Андрей Леонидович любит? — уже с оттенком нетерпения спросил Збандут.
Алла Дмитриевна посмотрела на гостя каким-то неопределенным взглядом.
— Работу, литературу. И специальную.
— А детей?
— Маму больше.
— Жива еще Валерия Аполлинариевна? — удивленно спросил гость.
Читать дальше