На еду все набросились с такой жадностью, словно были из голодного края, без конца прихваливали и причмокивали. Аппетит и так уже успели нагулять, а тут еще водка да пиво. И шесть человек за столом произвели такое опустошение, что в другое время, в другой обстановке и двенадцати было бы не под силу.
— Более вкусного рыбца, Дина Платоновна, — приговаривал Шевляков, — чем на нашем катере, да на газетной скатерти, вам отведать не придется, уверяю вас.
Лагутина процедила невнятное «угу» и потянулась за другим куском пропитанного жиром рыбца.
А потом, разомлев от сытной еды, от воздуха и солнца, убаюканные рокотом мотора, «погорельцы» сидели на корме плечом к плечу и, не отрываясь, смотрели на однообразную, но всегда захватывающую картину умопомрачительной морской дали. Нервно зыбился за струйкой марева горизонт, и они тщетно пытались определить ту линию, где небо окуналось в море.
— Мог быть чудный бездумный день, день полного выключения от всего того, что именуется буднями, если бы не было о чем думать, — с какой-то горестной интонацией проговорил Рудаев.
— Глубокая философия на мелком месте, — по привычке куснула Лагутина, хотя обижать сегодня Рудаева ей никак не хотелось.
Он не обиделся, но замолк, и ей стало досадно. У него приятный тембр голоса, в меру низкий, в меру густой, успокаивающий, как и рокот мотора. Пусть бы говорил и говорил…
— Дина Платоновна, расскажите о себе, — неожиданно попросил Рудаев.
— Вы что, коллекционируете биографии выдающихся личностей?
— Нет, кроме шуток. Ведь я о вас ничего не знаю.
— А зачем? Вы уезжаете. К тому же лучше, когда люди не столько знают друг о друге, сколько чувствуют друг друга.
— И все-таки мне хочется знать о вас больше.
— А что вас интересует? Возраст? Тридцать три. Вы, кажется, моложе. Образование? Как у вас, ну… плюс литературное. Была ли замужем? И сейчас формально да. Почему не живу с мужем? Ох, это так трудно… чтобы вы поняли. Пьет. Неисправимо. Неизлечимо. Пять лет боролась. Изо дня в день. Все перепробовала. Убеждения, угрозы, ласки, отстранение. Изнемогла. Хорошо ли поступила, что ушла, плохо ли — не знаю. Одни говорят — плохо, другие одобряют. А у меня уже просто не было сил. Он не изменял, нет, он любит меня. Не буянил. Но избыток любви всегда пьяного человека… Ну что еще? Что?
Она разволновалась. Говорила с раздражением, и Рудаеву трудно было понять, чем вызвано это раздражение, — его бесцеремонной настойчивостью или просто горькие воспоминания делают человека злым и отчужденным.
День в Ейске провели беззаботно. Бродили по тихим прямым улицам, малозеленым и достаточно пыльным, тщетно высматривали на базаре рыбца. А потом отправились на пляж, купались, валялись на песке. Пользуясь тем, что их никто не знает, грызли семечки, мелкие, черные, как угольки, но вкусные-превкусные. В полупустом ресторанчике — курортный сезон уже кончился — пообедали.
— У меня сейчас такое ощущение, будто мы студенты на каникулах, — выходя из ресторана, сказала Лагутина.
— А у меня такое, будто я давно окончил институт, работал на заводе и ни за что ни про что остался не у дел, — попробовал пошутить Рудаев, но шутка не вызвала у Лагутиной даже улыбки.
Не зная, куда девать время, зашли в кинотеатр и в совершенно пустом зале смотрели «Девушку с гитарой», фильм, который давно видели и давно забыли.
Около пяти вечера вернулись в порт. Моря нельзя было узнать. Дул ветер, сильный, упрямый, направленный. Пена прибоя отливала свинцом и казалась тяжелой, угрожающей. Недобро, мрачно наливалось злом небо.
— Будет шторм, — сказал Рудаев.
— На море или в цехе? — засмеялась Лагутина, вспомнив тревожный вечер, проведенный у моря, затянувшийся разговор.
— Вы напрасно так, Дина Платоновна. — Рудаев был серьезно озабочен. — Суденышко хлипкое, а волны на этом мелководье страшны. Знаете что? Вам лучше поездом. Правда, езды тут сутки.
— А если переждать непогоду?
— Нельзя. Людям на работу. А я не могу оставить ребят в беде.
— А почему вы решили, что я могу. Как все, так и я. Лагутина не первый раз в море. Несколько раз она плавала по Черному морю, совершила путешествие вокруг Европы — из Одессы до Ленинграда, испытала качку в Бискайском заливе. Но такой болтанки даже и представить себе не могла. Катеришка игрушечный, почти речной, а буря всерьез и волны настоящие, морские. К тому же пришлось идти не по ветру, не против ветра, а поперек. А что может быть хуже бортовой качки?
Читать дальше