— Все забери обратно! Слышишь? Здесь тебе не распивочная! А не то быстро за двери вылетишь!
И странное дело: Ревенко струхнул и, хотя на лице его появилось выражение неизъяснимой муки, бутылки все же снова пришлось рассовать по карманам.
Долго не заглядывали сталевары смены «В». Рудаев был уверен, что нагрянут они в полном составе, но пришли только Катрич и Нездийминога.
Отвечая на недоуменный взгляд Рудаева, Катрич объяснил:
— Шли все, но не дошли. Сенин отговорил. По Гребенщикову, дескать, вкупе панихиду служили, когда погорел, и теперь… Аналогия неподходящая. Решили по принципу представительства от трудящихся.
Мало радостного рассказали сталевары. Ходили они к Подобеду, доказывали, требовали, просили, к Даниленко ездили — ничего не помогло. Оба как сговорились — в мартене Рудаеву больше не работать.
— А в аппарат я не пойду, — твердо сказал Рудаев, будто находился перед людьми, от которых зависела его участь.
— Значит… уедешь? — растерянно спросила Жаклина, и голос ее предательски дрогнул.
Рудаев бросил на девушку быстрый взгляд и впервые почувствовал, что она со всей глубиной, со всей остротой воспринимает его боль. Почувствовал и другое: ее детская привязанность перерастала в недетскую.
Дела в мартеновском цехе налаживались — министерство приняло к тому меры раньше, чем это можно было ожидать. С заводов юга стали поступать эшелоны с изложницами. Отправили их и с Урала и даже из Сибири. От каждого предприятия понемногу не в ущерб, а приморскому заводу спасение. Все лучше и лучше работал пущенный в декабре мощный пакетир-пресс. Что ни пакет — то две с половиной тонны. В мульду стало вмещаться в пять раз больше металла, чем раньше. На завалке одно удовольствие — вместо пяти мульд легковеса — одна. Три печи, работавшие с продувкой кислородом, тоже основательно выручали. Они давали возможность маневрирования. Гребенщиков вынужден был принять темп, навязанный Рудаевым, — дорога назад была заказана.
И получилось: все, что подготовил Рудаев, но не успел реализовать из-за отсутствия изложниц, сейчас досталось в наследство Гребенщикову. Он пожинал плоды деятельности опального предшественника, и о нем, о Гребенщикове, вновь пошла хорошая молва. Да, характер дрянной, а цех ведет что надо.
С Межовским Гребенщиков расстался — дал понять, что в его услугах не нуждается. Ему незачем было делить лавры с научными работниками. Потом, чего доброго, будут писать: «В содружестве с учеными цех добился…» А так все заслуги пойдут в его личную копилку.
Через одиннадцать дней после аварии вошла в строй злополучная печь, пятую остановили на плановый ремонт, и потекла нормальная цеховая жизнь с работой по графику, с выпуском металла по заказу, без простоев и прочих неприятностей.
В глубине души Гребенщиков даже был рад, что все получилось именно так, а не иначе. И при нем были бы перебои с изложницами, и при нем, возможно, произошла бы авария. Но его миновала чаша сия. Он отсиделся в резерве и вышел из переделки чистеньким. Теперь авторитет его как производственника несомненно вырастет. Все убедились, что без него не обойтись, что он был и остается незаменимым.
А вот Рудаев допрыгался. Куда теперь пойдет он, уволенный с завода за крупнейшую аварию? Вряд ли предложат ему хорошую работу в министерстве. Вернется в Макеевку? Но там директор не особенно жалует перебежчиков. Отпускали Рудаева с неохотой, уговаривали, чтобы остался, а ушел — вычеркнули из памяти. Да и здесь вычеркнули. Справедливо? Кое-что полезное, если говорить по совести, он для цеха сделал. Нет, со времен Шекспира ничто не изменилось в этом мире. По-прежнему «…грехи людей мы режем на металле, их доблести мы чертим на воде».
Неизвестно, как сложилась бы судьба Рудаева в дальнейшем, но о нем не забыл Даниленко. В очередной свой приезд на завод, разобравшись с неотложными делами, заперся в кабинете с директором и с секретарем парткома.
Троилин был непреклонен.
— На завод не возьму. Все знают, что я его уволил, уволил справедливо, и пятиться назад мне не пристало. Он мало того что напакостил, так еще убирать за собой отказался. А ему было бы полезно попотеть на ликвидации аварии. Знал бы, как их делать.
— Подумаешь, заслуга — добил подбитого, — зло буркнул Подобед.
— Но куда его девать? Куда? — беспомощно развел руками Троилин. — С Гребенщиковым ему не работать — перегрызутся. В старый цех? Там у меня все на местах. Куда? Посоветуйте, товарищ секретарь парткома, если можете. Между прочим, это и ваш кадр. Вы за него тоже ратовали.
Читать дальше