«НАТАШЕНЬКА ВСТРЕЧАЙ ПЯТНИЦУ = ТВОЙ МАРАТ».
На обороте телеграммы рукой Натальи торопливо нацарапано: «Много работы. Я замещаю главного врача на стеклозаводе. Не приходи. Н.».
Он запирает квартиру. Идет среди гигантских сосен. Кора на соснах, будто кольчуга.
Деревянная изгородь. В просветы между планками виднеются рубленые здания: одно напоминает старинный особняк, другое — барак с чрезмерно широкими окнами. Над крыльцом первого здания прибита жестяная полоса:
«А м б у л а т о р и я»
Касьянов стремительно взбегает по ступенькам. Приветствует раздевальщицу, просит халат.
Он в кабинете Натальи.
Приоткрылась дверь. Вошла старуха. Наталья усадила ее наискосок от себя.
— Бабушка, как ваша фамилия?
— Запамятовала фамилию-то. Неуж ты меня не помнишь?
— Я на рессорном заводе работаю. Восемь тысяч человек амбулатория обслуживает: на стеклозаводе три, да из деревень пять.
— А, у арестантов.
— А если бы здесь работала, то всех бы тоже не знала.
— Дочка, шум в голове. Даст-даст в виски — белый свет в глазах вертится.
— Кто вас сопровождает?
— Язык до Киева доведет.
— Из какой деревни?
— Как ее?... Ну, на холме околь речки.
— Сыртинка?
— Неуж не знаешь? Высо́ко стоит, приглядно!
— Мы-то на низах. Шатрово?
— Подальше.
Наталья заворачивает ей рукав. Находит пульс. Смотрит на секундную стрелку часов.
Касьянов находит свой пульс. Считает по секундной стрелке своих часов.
По мере движения стрелок он и Наталья мысленно стареют, и вот они видят себя совсем старыми, как эта позабывшая собственное имя бабушка.
А старуха, залюбовавшись Натальей, представляет себя молодой, однако не крестьянкой, а врачихой; и стоит она возле стола в белом халате, повязанная кашемировым, с кистями платком, а на стуле, который сейчас занимает Касьянов, сидит ее муж в кепке с лаковым козырьком, в сатиновой косоворотке, в плисовых шароварах, заправленных в козловые сапоги.
Оторвав глаза от секундных стрелок, они встречаются взглядами и радостно сознают себя еще довольно молодыми, хотя ему под пятьдесят, а ей за тридцать.
На лице Натальи обозначается выражение неуступчивости, его лицо освещается надеждой на примирение.
— Вишенка ты моя, — вдруг говорит старуха Наталье, — в самом ты наливном возрасте. Дай бог тебе счастливой доли.
Наталья дает старухе лекарства. Старуха долго прячет их в карман юбки.
Касьянов выходит со старухой в коридор, спрашивает у очереди:
— Кто-нибудь знает бабушку?
Никто не знает: ни рыхлая женщина с внучкой, ни подросток, у которого забинтованная голова, ни беременная молодайка, ни интеллигент учительского вида.
На дороге под соснами старуха останавливается.
— Куда ты меня ведешь, сынок?
— На автобусную остановку.
— На автобус-то зачем? Пешочком хожу. Ягодная пора. Где на боярку набреду, где на куманику, а где и на черничник.
— Вы же не знаете, куда идти.
— Плутать буду. Ты иди, помогай докторше. Я доплетусь. Язык до Киева доведет.
— Нельзя.
— Голуба душа, ты к речке меня выведи.
Косогор. Сквозь кустарники видны пойма и река. На том берегу, куда смотрят Касьянов и старуха, на холмах гирлянда деревень.
Старуха водит глазами по холмам, машет по направлению к деревне, находящейся километрах в десяти отсюда. Они спускаются по косогору.
Они лакомятся прибрежной бояркой.
Они на дощатых мостках через быструю реку.
Старуха сидит на перевернутой лодке, за ее спиной — прясла, огород, дом, сарай, возле которого поленницы, напоминающие по форме стожки сена.
Касьянов бежит по тропинке к мосткам. Он душевно бодр и солнечен, как человек, сделавший доброе дело.
Смеркается. Над горизонтом полыхает закат.
На закат, к дому бредет Наталья.
Она в своей комнате. Садится боком к накрытому для встречи столу.
Касьянов был на кухне. Придя оттуда, воскликнул:
— Наташенька, наконец-то! (В голосе радость, без укора.) Все готово. Только дожарю грибы. Почувствовал: идешь домой.
— Почувствовал? Ты растелепатился. К дому я больше часа добиралась. По лесу побродила у реки.
— Правильно сделала. Ужин успел приготовить. И я сегодня изрядно прогулялся вдоль реки, сопровождая бабушку.
— Откуда она?
— Из деревни Лузгино.
— Такую даль пешком идет. Фамилию узнал?
— Так и не вспомнила.
— Спасибо, что довел.
— Она сама шла. Конем, говорит, меня не стопчешь еще. Тебя вот я довел.
— До чего?
— До разочарования.
Читать дальше