Николай Шундик - Белый шаман

Пойгин сочувствовал Ятчолю и потому, что у него ленивые собаки, и потому, что сам он ленив. Вот пришла пора подсчёта, кто сколько добыл песцов, лисиц, кто сколько добыл нерпы, лахтаков, моржей; пришла пора громкого объявления охотничьей удачи и неудачи, пора объявления охотничьего почёта и позора. И опять почёт ему, Пойгину, а позор Ятчолю. И грызёт сейчас Ятчоля зависть, зависть к Пойгину. А это, наверное, больно, когда тебя грызёт голодной волчицей зависть, очень больно. И главное, ничем тут не поможешь человеку, особенно, если он больше всего завидует именно тебе.

Вспомнилось Пойгину, какими глазами смотрел вчера Ятчоль, когда увидел на его груди Золотую Звезду. Оказались они один на один в доме Пойгина. Ятчоль протянул чуть дрожащую руку к звезде и тихо сказал, судорожно улыбаясь:

– Она будто Элькэп-енэр.

Это диво просто, какие он хорошие сказал слова, но почему он так противно улыбается?

Элькэп-енэр! Самая главная звезда, неподвижная, как вбитый в небо гвоздь. Самая главная звезда, вокруг которой вращается всё сущее в мироздании.

– Как же это тебе, шаману, дали такую звезду? Героем назвали, великим охотником?

Сколько хрипоты в голосе Ятчоля, болезненной хрипоты, словно бы человек вдруг простудился. Не от холода – от зависти человек простудился. Может, не только от зависти? Всю жизнь он хотел сделать худо Пойгину, всю жизнь будто капканы ставил на него. Хитроумные капканы. Иные, случалось, защёлкивались. Пойгин рвал капканы и шёл дальше тропою, которую снова и снова пытался перебежать Ятчоль.

– Отчего это у тебя стал вдруг таким простуженным голос? – удивился Пойгин, невольно прикрывая звезду на лацкане пиджака, в котором летал в Москву.

Ятчоль потрогал кадык, прокашлялся.

– От злости голос захрипел, – откровенно признался он. – Тебе почёт, а мне что? Тебе Элькэп-енэр повесили на грудь, а в моём очаге пусто.

«Сейчас взаймы денег попросит», – догадался Пойгин.

И действительно, Ятчоль скосил лисьи глазки и сказал:

– Дал бы взаймы пять рублей.

– Ты когда-нибудь долг отдавал?

– Зачем? Ты великий охотник. У тебя всегда в охоте удача…

– Тогда надо говорить: не дал бы взаймы, а подарил бы пять рублей.

– Можно и так.

– Но ты купишь не еду, а спирт.

– Приду домой, на цепь себя посажу, как собаку, чтобы за спиртом не уйти. Деньги жене отдам.

– Знаю я твою цепь, – печально сказал Пойгин и полез за деньгами. – На. Только, если напьёшься, я снова с тобой что-нибудь шаманское сотворю…

– Я на тебя суд навлеку, – вяло погрозил Ятчоль, усаживаясь на корточки у стола.

Пойгин сел. Ятчоль приметил, как свободно он откинулся на спинку стула.

– Совсем как русский на стуле сидишь, – сказал он почему-то обиженно.

Пойгин вдруг тихо рассмеялся. Ятчоль протянул ему раскуренную трубку, спросил:

– Чем я тебя рассмешил?

– Да вспомнил, как ты старался быть похожим на других белолицых. Помнишь, прозвище тебе дали – Кэлитуль?

Ятчоль глубоко затянулся, ответил бесстрастно:

– Давно было. Очень давно. Боялись тогда меня. Все боялись. – После долгого молчания с тяжким вздохом добавил: – Кроме тебя.

Да, то было давно, ещё когда американские купцы беспрепятственно приплывали к чукотскому берегу. Ятчоль стал их пособником. Умел хитрый человек перенимать повадки чужеземных людей, не зря имя такое носил – Ятчоль – лиса. Купцы на клочках бумажек помечали палочкой, оставляющей след, имена охотников, с умыслом помечали: посмотришь на тонкую бумажку – так себе, почти паутинка, чего бояться её, а страшно! Всё дело было в немоговорящих знаках (буквы и цифры называются): человек может забыть, сколько шкур купцу за чайник обещал, а бумажка помнит. Завёл себе такие бумажки и Ятчоль. И палочку, след оставляющую, завёл, ножом аккуратненько всё время заострял. И уж как Ятчоль кичился своим превосходством над всеми, кто не понимал тайны немоговорящих знаков! А кто мог понимать в ту пору разговор по бумаге? Сам он мало-мальски знал только те знаки, которые числа обозначают и ещё несколько американских слов.

Был Ятчоль ровесником Пойгина. Да, молодыми были в ту пору, совсем молодыми. Ятчоль присадистый, толстый, будто медведь. Ненавидели его в стойбище и боялись. Но не все. Пойгин, во всяком случае, не боялся. Как встретится с Ятчолем, так сразу же люди вокруг них собираются; знают, чем это может кончиться. Часто Пойгин на бег, на стрельбу Ятчоля вызывал или вынуждал бороться. Был Пойгин быстрым, как олень; сухой, длинноногий, он не просто бежал – плыл по воздуху; Ятчоль сзади пыхтел, жир из себя вместе с потом вытапливал, так что собаки следы его облизывали. Не мог сладить Ятчоль с Пойгином.