Анатолий Маркуша - Нет

Здесь, в авиаучилище, судьба свела Хабарова с майором Бородиным. Бородин командовал эскадрильей и был в своем роде достопримечательностью учебного заведения. Имея два класса официального образования, все остальное майор постиг самостоятельно. А постиг он многое: Бородин великолепно летал, превосходно учил летать, и уже много лет увлекался психологией. Начав дилетантом, к тому времени, когда Виктор стал курсантом, Бородин сделался признанным авторитетом, автором ряда статей в педагогических, медицинских и специальных авиационных журналах.

Бородина уважали, любили и побаивались. Уважали за обширные знания, настойчивость, неиссякаемую, казалось, энергию, любили за справедливость. А побаивались не столько за власть, которой был наделен комэска, сколько за прямоту и уничтожающую меткость высказываний.

Курсант Хабаров был, естественно, достаточно далек от майора Бородина. Далек до тех пор, пока после какого-то очередного «художества» не оказался вызванным наличную беседу к командиру эскадрильи, кстати сказать, не в служебный кабинет, а на квартиру.

Отвыкнув за восемь месяцев армейской казарменной жизни от домашней обстановки, Хабаров был смущен пестрым ковром на стене, настольной лампой под зеленоватым шелковым абажуром и накрытым белой крахмальной скатертью круглым столом, а больше всего — нестроевым видом самого Бородина: дома майор ходил в лыжных байковых штанах и какой-то странной, не то спортивной, не то пижамной коричневой куртке.

— Садитесь, — сказал Бородин, — рассказывайте.

— Виноват, не понял, товарищ майор, что именно я должен рассказывать? — спросил Виктор, оставшись стоять между дверью и столом.

— Меня зовут Евгений Николаевич, и, пожалуйста, здесь, не на службе, забудьте о чинопочитании, садитесь и рассказывайте: как жили до армии, чем интересовались, что читали, к чему стремились? Работали? Учились? Женились?

Сбитый с толку неожиданным поворотом разговора, Хабаров начал довольно бестолково, скованно. Видимо, Евгений Николаевич вполне отчетливо понимал состояние курсанта, во всяком случае, не перебивал его нетерпеливыми вопросами, не подгонял.

И, сам того не ожидая, Хабаров рассказал Бородину о том, о чем не рассказывал даже самым близким друзьям-курсантам. Признался, что ему нравится летать, нравятся самолеты, что ему очень хотелось бы достичь самых высоких высот в пилотаже, а вот служить… как бы поточнее выразиться, служить трудно, потому что он не умеет подчиняться, не умеет подавлять себя…

Евгений Николаевич не возражал. Он сидел в кресле, склонив голову на руку, и внимательно слушал. Потом, будто только что вспомнив о Хабарове, как-то сразу оживился и спросил:

— Скажите, Виктор, в принципе, вы признаете существование необходимости в жизни?

— Как не признавать, когда каждый устав — выражение необходимости, и каждое наставление, и каждая инструкция… А их тут, пока кончишь, штук сто надо сдать.

— Вы так говорите, будто необходимость существует только в армии. А между тем, необходимость присутствует всюду: разве инженер, работающий в гражданском строительстве, например, может не считаться с определенными нормами, порядками, объективными закономерностями? Разве цирковой артист не стеснен тринадцатиметровой ареной?

— Почему тринадцати метровой? — удивился Хабаров.

— Потому, что такой стандарт принят во всех цирках мира. Вам нравится летать, и вы неплохо справляетесь с программой, но ведь само по себе летание не может быть конечной целью ни вашей, ни чьей-либо вообще деятельности. Станете ли вы впоследствии военным летчиком, гражданским пилотом, полярником, заводским испытателем — всюду будут правила, ограничения, словом, узаконенная необходимость…

— Так разве ж я анархист, Евгений Николаевич? Я понимаю — без законов жить нельзя…

— Понимаете? Прекрасно! Против чего же вы тогда бунтуете?

— Бунтую? Это, пожалуй, слишком сильно сказано. Я хочу оставаться личностью… В рамках законов и здравого смысла…

— Прекрасно. И кто ж вам препятствует?

— Многие, и прежде всего — обстоятельства.

— А конкретно?

— Мне бы не хотелось называть фамилии и приводить примеры.

— Ладно. Не называйте. Я сам назову. Вам отравляет жизнь старшина Егоров? Можете не отвечать. Знаю. Старшина — действительно ограниченный и не очень умный человек. Но прошу обратить внимание: Егоров — всего лишь старшина, лицо, призванное поддерживать порядок в эскадрилье, следить за гигиеническими условиями вашего быта, за точным исполнением распорядка дня и обеспечением личного состава всеми видами материального довольствия. Так?