Анатолий Маркуша - Приключения капитана Робино

Чувствуя, что надо о чем-нибудь спросить Валеруса, я поинтересовался:

— Ты женат? Детей много?

— Был пару раз женат. Сейчас временно свободен. Есть дочь, шестой годик девочке, понятно, живет при матери.

Обсуждать нам было особенно нечего, но оборвать разговор не удавалось, почему-то Валерус поинтересовался:

— Английский не забыл? В Америку не тянет?

— Это разведка боем или честное любопытство? — спросил я.

— Мы же все-таки были соседями, Максим, а сосед соседа чует издалека. Правильно я говорю?

— Путаешь! Рыбак рыбака…

И на этом наша встреча иссякла. Ничего определенного я не узнал. Пожалуй, кроме чувства тревоги, общение с Валерусом мне ничего не прибавило. Здесь, на базе нас не оставят — это ясно, но и на все четыре стороны, скорее всего, не отпустят… Выходит, дела не блеск.

Валю я застал в моей комнате. Она крепко спала. Скинула сапоги и уснула, так сказать, в полном параде — в брюках, в свитере и кожаной куртке. Поспать Валя любила, но чтобы в таком виде! Она всегда раздевалась, аккуратно складывала свою амуницию на стуле, залезала под одеяло и уже с закрытыми глазами произносила, как заклинание: «Эх, вздремнуть бы теперь минуточек шестьсот!» И откуда только к ней прилепилось это присловие старых пилотов-фронтовиков?! Будить Валю было жалко, но и не пришлось: она сама проснулась и сразу:

— Ну?

— Определенно ясно одно — наше летание здесь закончено, работы по воздействию на облака приостановлены на неопределенный срок.

— И., не тяни же, что дальше будет?

— А вот дальше никакой ясности и нет. Сам я выразил желание осесть в аэроклубе, объяснил, как сумел, чем меня такая перспектива привлекает. О тебе речи не было. Предполагаю, что они собираются вернуть тебя на исходные позиции — в аэроклуб, по месту приписки.

Кажется, последняя часть моей информации Вале пришлась против шерсти, но спросила она вполне мирно:

— А кто, собственно с тобой разговаривал?

— Он не изволил представиться. В конце беседы, верно, выяснилось — еще до войны мы были соседями по дому, он служил тогда в ведомстве, где перед тем как тебя выпустить, если выпускают, требуют подписать бумажку, которая гласит: ознакомлен с ответственностью за разглашение… предупрежден и так далее.

— И когда же нам дадут команду сматывать отсюда удочки?

— А ты почему уснула, не раздеваясь? Думала, поднимут по тревоге и прикажут бежать к транспортнику? Боюсь, подруга, мы тут еще помаемся. Хорошо бы ошибиться, но думаю, они постараются подвести нас к мысли, что наше освобождение, которое в конце концов состоится, результат их отеческой заботы и персонального благорасположения. Очень опасаюсь, как бы за это «благорасположение» не потребовали расплаты. И одной признательности окажется мало. Надо сотрудничать, ребята! Надо помогать…

— Кошмар, — едва слышно выговорила Валя.

Нет, настоящего кошмара, конечно, не было: нас прекрасно кормили, время от времени давали возможность подлетывать для собственного удовольствия, единственное, что вменялось в безусловную обязанность — ждать.

Говорят: «хуже нет, чем ждать и догонять». Мне трудно согласиться с этой народной мудростью. И вот-почему — всю жизнь я или жду, или догоняю. Именно эти два состояния с наибольшей точностью характеризуют мою судьбу. И, положа руку на сердце, я не посмею сказать, будто жизнь моя сложилась хуже некуда. У меня было много шансов угодить в плен и кто знает, случись такое, не сгореть бы мне в печах Освенцима или Дахау? Спасаясь от немецких танков, бывший курсант аэроклуба, не закончивший программы первоначального обучения, я отважился улететь к своим на боевом самолете и, как ни странно, уцелел. Больше того, нечаянно превратился в профессионального пилота… Не буду пересказывать написанное, только попрошу читателя — поверьте мне, мою жизнь никак нельзя посчитать неудачной, заслуживающей сочувствия или чего-либо подобного. Рано начав летать, я продолжаю с открытой душой служить авиации и много раз пройдя по самому краю пропасти, не сомневаюсь — пока я не лишен возможности подниматься за облака, оглядывать землю с высоты, все в порядке! Я знаю: и ждать и догонять — стоит!

А.М.: Видя, как нелегко продирается Автор сквозь воспоминания той поры, предполагая, что он тщательно отсеивает о чем говорить, а что не подвергать разглашению, я спросил, чтобы как-то отвлечь его от трудных мыслей: — Про домик из бутылок ты когда прочитал в журнале: до или после встречи с Валерусом?