Анатолий Маркуша - Завещание грустного клоуна

А между тем Джон Барбазон, первый пилот Великобритании, скончался естественной смертью, отжив полных 80 лет; обладатель первого пилотского свидетельства Германии Август Эйлер умер в 89 лет; знаменитый французский пионер авиации Анри Фарман — в 84, Орвилл Райт, первейший из первых — в 77; Константин Арцеулов, покоритель штопора, прожил почти 90… Не правда ли, этот список выглядит несколько неожиданно? И еще интересный вопрос: кем были пионеры летного дела до того, как они пришли в авиацию?

Обладатель первого пилотского свидетельства Франции Луи Блерио — инженер по образованию, предприниматель, Габриель Вуазен — великолепный механик — универсал, Анри Фарман — отчаянный автогонщик, Михаил Ефимов, первый русский летчик, — телеграфист, Леон Делагранж — признанный художник, Николай Попов — популярный журналист. Август Эйлер — немецкое пилотское свидетельство № I — опытный инженер, Джон Барбазон — английское пилотское свидетельство № 1 — просто лорд… Видите, люди очень разные, объединенные одержимостью — летать! И каждый был вооружен каким-то вполне дельным умением, собственным опытом, готовностью рисковать. Пожалуй, я бы отважился сказать — не только они выбирали авиацию, но и авиация выбирала их! Как жаль, что я ничего этого не знал в молодые годы и вынужден был молча принимать обиду: «Молчи, больно грамотный!» А знал бы, то хоть бы огрызнулся со ссылкой на историю.

Попробуйте вообразить часы с циферблатом, вмещающим всю человеческую жизнь. По таким часам мое «время» без десяти или может быть без пяти десять. Не дико ли отвлекаться от главного и спрашивать, как в ранней юности, в чем же все-таки смысл жизни? Тем более я не философ, а всего лишь рядовой пилотяга… Однако шестьдесят лет причастности к авиации кое-чему научили, поэтому смею утверждать — смысл жизни заключается в самой жизни, в ритме каждого ее дня и часа. И тот, кто живет по-умному рискуя, получает величайшее удовольствие от пребывания на этом свете, испытывает великолепие душевного покоя (именно, покоя!), его не терзают злые сомнения, а для чего, мол, вся эта суета во мне и вокруг? Понятие вечность не могу осмыслить, но интуитивно ощущаю — полет приближает к вечности…

Изо всех человеческих качеств, едва ли не самым гнусным, всегда считал и сегодня считаю жадность — источник множества пороков, и все-таки один вид жадности признаю заслуживающим самого высокого, откровенного и безоговорочного уважения — жадность на полеты! Всякий взлет — на планере-парителе ли, на спортивном легком самолете, на боевом истребителе или мирном пассажирском лайнере — возвеличивает в летчике человека. И не абы как формирует личностью, а по наивысшим меркам. Управляя самолетом, вы непременно без всякой демагогии ощущаете — нельзя одновременно думать, например, о Кремлевских звездах и о приготовлении маринада для грибов. Полет организует и четко направляет поток ваших мыслей, всего вашего сознания к строго определенной цели. Пусть вы ничего даже не слышали о философской мудрости Карлейля, небо на практике познакомит вас с его заветом: «Наша главная задача — не заглядывать в туманную даль будущего, а действовать сейчас в направлении, которое вам видно…» А коль кругом сплошная облачность и ничего дальше приборной доски разглядеть не удается, навык слепого полета, в котором доверять можно только индикаторам, подавляя свои такие привычные ощущения, отшлифует ваш ум, подчинит вашей воле органы координации, повысит качество вашей личности. Ни одна птица на свете не может летать вслепую, завяжите глаза хоть орлу, хоть воробью, непременно рухнут на землю. Только человек в состоянии пилотировать по приборам, вот ведь, что с нами сделало небо — научило, приучило, вынудило найти пути преодоления собственного несовершенства.

Летательный аппарат, давая нам больше, чем много, требует в свою очередь высочайшего к себе уважения. Заметьте, никакой летчик не позволит залезть в кабину, не вытерев предварительно ног; в жизни не встречал пилота, пинающего сапогом колесо, как это запросто делают темные шоферюги. И не такие уж это мелочи. Авиация женского рода, и требуют деликатного обращения. Не зря все мы ведем предельно почтительные тайные диалоги с нашими машинами, можете считать это пережитком, суеверием, да хоть мракобесием. Слова — мусор. А суть-то вот в чем — машина в моих руках, правильно, но сам я — в ее власти.

Испытав в полетах везенье и невезенье, нарадовавшись и натерпевшись страха, в конце концов понял — не стоит подсчитывать, чего досталось больше — плюсов или минусов, нет никакой необходимости подбивать балы, а вот, что порекомендовал бы всем молодым коллегам — везет, так не стесняйтесь улыбаться, ловите мгновение!