Анатолий Маркуша - Завещание грустного клоуна

— У нас на Востоке говорят: тот, кто говорит на одном языке — человек, если владеешь двумя языками — два раза человек… Понимаешь? Я, — он ударил себя кулаком в грудь, — четыре с половиной раза человек, — и, загибая пальцы с наманикюренными ногтями, стал перечислять, — арабский — раз, английский — два, французский — три, немецкий — четыре и все остальные по чуть-чуть. А ты?

— Русский — раз, — сказал я, пряча обиду, — немецкий, будем считать, два, французский — еще половинку прибавим, матерный — три. Вот так, доктор.

Мы расстались самым дружеским образом.

А я до сих пор горюю — ну, почему, почему не использовал имевшиеся возможности и не удосужился как следует выучить ни одного иностранного языка? Не считайте, что жалуюсь, хочу на моем примере подсказать вам: учите языки…

Ох, вспомнил, к слову пришлось. Шла война во Вьетнаме, наши летчики, оказывавшие интернациональную помощь бойцам Хо-Ши-мина, привезли с той войны такой анекдот. Наш вырвался из американского плена. «Ну, как там было?» — спрашивают его ребята. А он: «Учите английский!» И снова: «Учите английский». И опять. «Да что ты заладил?» «А знаете, как американцы за материальную часть строго спрашивают? И так бьют, так бьют… Учите английский, ребята!»

Жизнь убеждает — лишнего образования не бывает. К сожалению, я это понял с опозданием. Впрочем, чему удивляться. Когда я поступал в военную школу пилотов, в довоенные еще годы, нас, персон со средним образованием, было четверо на двести двенадцать. В первом наборе школы летчиков-испытателей министерства авиационной промышленности таких грамотных оказалось двадцать из двадцати, с десятилеткой за плечами. А спустя пятьдесят лет в эту школу принимали исключительно летчиков-инженеров, закончивших институт или академию.

По нынешним временам даже самого высокого класса пилоты ринулись получать допуски к заграничным перелетам. И что же услышали? Учите английский, мальчики, даже если вы дожили до седых волос.

Набегают годы, и с ними множатся сомнения — что я сделал не так, что должен был сделать наверняка лучше? Подбивать окончательный баланс вроде рановато, а вот предварительную прикидку, пожалуй, в самый раз. В детстве я не боялся темноты, как, знаю, боятся многие дети, но засыпал с трудом, лежал, разглядывал ночные тени на потолке, на стенах и сочинял черт знает что. Так продолжалось долго, пока я не придумал, не изобрел, можно сказать, способ быстрого самоусыпления. Устроившись поудобнее в постели, я начинал мысленно вспоминать слова, начинающиеся, допустим, на букву «к» и заканчивающиеся на «т». Выстраивался примерно такой ряд: кот, крот, кашалот, компот, кит…

ну, и так далее. При этом я старался вообразить кота, свернувшегося клубком в кресле или кашалота, которого, понятно, никогда не видел, но знал — он большой-большой, он шумно фыркает, он блестит от воды… Иногда ряд вытягивался основательно, но чаще, где-то на десятом-двенадцатом слове я незаметно засыпал. Вот тогда-то, в далекую пору детства и довелось убедиться — а человек-то тоже может, оказывается, управлять собой, пересиливать себя.

Прошло почти двадцать лет, поступив в летную школу, я узнал — мне предстоит научиться летать на истребителе И-16. Машина эта считалась весьма строгой, многие, откровенно говоря, побаивались летать на ней — гробовитый, мол, аппарат. Меня настораживала одна ее особенность — шасси на И-16 убиралось механически, для этого на правом борту кабины была установлена ручная лебедка. Улавливаете? Крутить лебедку приходилось правой рукой, перехватывая ручку управления в левую. Самым шиком при этом считалось убирать шасси на малой высоте, в непосредственной близости от земли. Как я справлюсь с пилотированием левой рукой, я понятия не имел и сильно опасался — не зацепить бы Земной шарик, пока стану накручивать лебедку. Ведь надо было сделать без малого сорок оборотов, чтобы стойки шасси защелкнулись на замках.

Летчик-инструктор представлялся мне тогда существом высшего порядка, почти богом. Казалось, он знает все и может чуть ли не все. К тому же я попал в руки к инструктору демократу, веселому молодому малому бесконечно далекому от малейших признаков солдафонства, поэтому я без лишних церемоний обратился к нему за советом — как натренировать левую руку, чтобы она не подвела, когда придет время убирать шасси.

Не знаю, насколько всерьез воспринял мой вопрос инструктор, но ответил он вполне деловито и четко: