И вот уже стрелка высотомера ползет к цифре 10.
— Знаешь, цифра сто девяносто семь — это рабочий телефон Людмилы, — говорю я.
Кобадзе с прищуром смотрит на меня.
— У вас наладились с ней отношения?
Я пожимаю плечами, не зная, что ответить другу. После прогулки на лодке мы встречались дважды. В первый раз под окнами ее дома.
Шел дождь, мелкий, нудный, холодный. Ветер раскачивал ветки деревьев, норовил сдуть фуражку.
— Не надо, Леша, не приходите больше, — сказала она тихо, придерживая рукой наброшенную на голову косынку.
— Совсем?!
Людмила смотрела на меня так, как смотрят на близких людей, с которыми предстоит расстаться навсегда.
— Совсем, — прошептала она и опустила голову. Я схватил ее за плечи.
— Это невозможно, Людмила! — почти крикнул я и осекся, поняв смысл ее слов. Ее отношения со Сливко, видно, зашли далеко. И она не может себе этого простить, кажется себе грязной, недостойной любви.
Я стоял и не мог снова взять Люсю за плечи, обнять, успокоить.
Она ушла. На сердце было так тоскливо, будто я только что похоронил самого родного человека.
Второй раз мы встретились с ней случайно, на улице. Она спешила к больному.
В эти дни я понял, что она по-прежнему дорога мне, что нам надо быть вместе. Неправда, между нами никогда не будет стоять третий, его уже нет.
— Люся, выслушай меня. Это очень важно…
— Не надо, я вас просила, — взмолилась она.
— Нет, это необходимо. Ты слышишь? Нам надо быть вместе! Я не напомню о прошлом. Я люблю тебя и буду любить! Всю жизнь!
Но Людмила не отвечала и все убыстряла шаг. Остановившись у крыльца старого двухэтажного дома, она подала мне руку:
— Прощайте. Я все напишу вам.
С тех пор прошло больше недели. Письма от Люси все не было.
— Вот хочу заставить себя не думать о ней, а не могу, — говорю я капитану Кобадзе.
За толстым стеклом барокамеры грустно улыбается Верочка Стрункина. Она слышала мои слова.
Но вдруг улыбка пропала, дуги бровей удивленно взлетели кверху, потом поползли вниз, и Верочка нахмурилась. Я увидел, что стрелка высотомера давненько перевалила за цифру 10. Стрункина бросилась к тумблеру — загорелась белая лампочка. Механик застопорил отсос воздуха из барокамеры.
Потом мы медленно «спускаемся».
Стрункина отодвигает двери, и мы выходим. Волосы у меня и у Кобадзе примяты, на лбу красные полосы от шлемофонов.
— Ну-с, как себя чувствуете? — спрашивает врач. — Спускала я вас значительно быстрее, чем поднимала. У кого заложило уши? Не было ли болей в животе?
Мы отрицательно качаем головами.
— Тогда будем осматриваться, — говорит она. — Ну что ж, высотоустойчивость у вас хорошая. Поздравляю!
Утром я проснулся раньше обычного. «Будут посылать лучших. Приедет сам командующий. Серьезная проверка! Но что с Людмилой?» — этим вопросом упрямо заканчивалась каждая мысль. Пошел к Кобадзе.
— Чего так рано; кто кусает? — спросил он, однако подтрунивать надо мной не стал, посоветовал не волноваться. — У летчика должно быть горячее сердце и холодная голова, — он любил повторять это.
Кобадзе устроил мне так называемый проигрыш полета.
— При планировании посадочный знак уходит влево. Твои действия?
— Значит, самолет скользит вправо. Прекращаю снос левым креном и на выравнивании убираю крен.
— Ну, а если самолет попадет в сложное положение, что будешь делать? — капитан хитро скосил глаза.
Иногда в воздухе летчик испытывает ложные ощущения, ему кажется, что самолет проваливается вниз, переворачивается. Обычно это бывает, когда летчик проделывает пилотажные фигуры. Но я занимался спортом и считал себя подготовленным к любому полету.
— Что тут особенного? — сказал я. — Прежде смотрю на высотомер, узнаю, хватит ли высоты, чтобы спасти машину, вывести ее из сложного положения. Потом скорость определяю. Может, она близка к штопорной. Потом смотрю на указатель поворота и скольжения.
— Постой, постой! — воскликнул капитан, — Ну-ка, повтори сначала.
Я повторил.
— Блестяще! А я ведь как делаю? Да и не только я. Мы сначала глядим на указатель поворота и скольжения, чтобы определить, спиралим или штопорим. Но в таком случае нужно посмотреть и на указатель скорости — это подсказывает, как действовать рулями. После этого снова глядим на указатель поворота — значит, первый взгляд нам абсолютно не нужен. Нет, ты представляешь, тратим зря время, когда дорога каждая доля секунды! Потом смотрим на вариометр, на указатель поворота, потом на высотомер и еще раз на указатель поворота… Чувствуешь, какая петрушка получается? — Кобадзе, шлепая босыми ногами, прошелся по комнате. — Нет, я уверен, Батя будет доволен. Определенно.
Читать дальше