Виктор Лесков: Под крылом - океан.

Все кончилось на самом интересном месте: вытащил Авдеев сразу трех зубарей. Пока отцеплял одного, два других бились, перекатываясь друг через друга, как сцепившиеся тигрята. Взялся снимать их — мать родная! Была снасть, стала клычка. За какой поводок ни потянешь, только узел!

Шишкин взглянул сверху на старания Авдеева, охладил азарт:

— Бесполезно, Владимир Михайлович, распутывать. Борода!

— Что же делать?

— Только обрезать!

— Нож есть?

— Нож есть, но ни к чему! Пора собираться! Все, шабаш!

Авдеев посмотрел на время и ахнул. Полтора часа прошли как одна минута.

— Понял! По коням!

В самом что ни на есть благодушном настроении отчалили они на свой берег.

Авдеев, насколько это было возможно, поудобней устроился на надувной подушке в корме, Шишкин привычно сел на весла:

Додумался же Авдеев прямо в лодке распутывать «бороду». Хотел как лучше, тоже полезным делом заняться.

Как он чиркнул крючком по боковине лодки — уму непостижимо. Увидел только, когда зашипело: в продольном валике с внутренней стороны игольчатый прокол и рядом серебристый крючок на поводке. Первое движение — закрыть прокол пальцем. Авдеев и руку завести не успел: прокол на глазах расползся до величины горошины, затем больше пятака и — т-р-р-ы-х! — как ножом полоснуло. Продольный разрыв!

Как утопающий за соломину, так и Авдеев схватил-таки, зажал пятерней рваные края прорезины.

Шишкин перестал грести, рывком повернулся на звук.

— Бросьте «самодур» за борт! — произнес он нервным шепотом.

Авдеев, не выпуская из правой руки место разрыва, осторожно, как мину с взведенным взрывателем, левой опустил в воду склоченную снасть.

— Держите! Успеем!

Авдеев и второй рукой ухватился держать остатки воздуха. Да разве удержишь! Задняя секция лодки на глазах обмякла, теряя звенящую упругость.

Шишкин заработал веслами — точно уходящий подранок, хлопая по воде крыльями. Он спешил, но еще быстрее грузно оседала в воду задняя секция, тормозя ход лодки. При каждом гребке не столько было движения вперед, сколько приподнималась вверх передняя ее часть.

— Щас, щас! — засуетился Шишкин, подавшись зачем-то к левой уключине. Не грести, а напротив, стал выдергивать весло.

— Что ты хочешь делать? — с явным беспокойством спросил Авдеев.

— Щас, щас! — не поднимая головы, повторял одно и то же Шишкин.

Резиновое кольцо на ручке что-то заедало, и он рвал весло с остервенением.

Вот в этот момент и заозирался Авдеев на берег. Он показался ему недосягаемо далеким. Может, потому, что привык смотреть сверху, а теперь смотрел снизу? Что вперед, что назад — одинаково далеко. Они только миновали середину залива. Жесткий северный муссон после утреннего затишья набирал к полудню силу, гнал от берега зыбь. Хлесткие волны время от времени бились в оседающий борт, языкато заливали лодку.

Авдеев чувствовал, как холодеет у него в ногах, и этот омертвляющий наркоз медленно полз по голеням вверх.

«Мы тонем!» — осматривался Авдеев по сторонам, и сами собой перебирались один за другим варианты спасения. Выгрести вдвоем — лодка не удержит, кинуться вплавь — не хватит сил; одежда меховая, только намокнет — сразу гирями вниз; раздеться — по курсу спасательных средств знал: каким бы здоровяком ни был, а зимой в море человек держится на плаву не больше десяти минут. Дальше начинают выключаться жизнедеятельные системы. И еще он хорошо помнил, что переохлаждаться человек начинает не с ног, а с головы. Станет окатывать с головой — все, конец! Может, понесет ветром? Нет, ветер, как всегда зимой, дул с материка строго вдоль залива. Если снесет, то только в открытое море. Позвать на помощь? Но кого? Кого в этой пустыне? На берегу только женщины. Что они смогут? Замечутся, поднимут крик, а толку? Зря только душу рвать будут.

Шишкин наконец выдернул весло, быстро протянул Авдееву.

— Положите вдоль, под подушку! — показал он ладонью по днищу лодки. А сам принялся вытаскивать второе. На этот раз он не стал его рвать, а вылущил из уключины само кольцо, вывел ручку через образовавшееся в уключине отверстие.

— Возьмите вторую! — протянул он Авдееву свою надувную подушку.

— А ты?

Впервые в этой сумятице они встретились взглядами. Авдеев видел, как испугался Шишкин. В серых глазах появился сталистый блеск, щеки запали, в лице проступила непривычная жесткость.

— Берите! — резко сказал Шишкин. По тону больше бы подходило другое: некогда церемониться!