Василий Ганибесов - Эскадрон комиссаров

— Пиши, Артем, потом делегатов — и как снег на голову...

Сопели, крутили языками в уголках потрескавшихся губ. Мусолили карандаши, подписывая вызов, таращили глаза, удивляясь, как это просто можно оставить свою фамилию на бумаге. Не думали они, что этот вызов сделает коренной перелом в эскадронной жизни, наполнит их тревогами, сгустит общественную ответственность за себя, за взвод, за весь эскадрон. Не предполагали они, что этот договор будет определять и праздники и сухие, горячие будни.

Взъерошившийся взвод тут же выбрал делегацию. Вошли в нее Куров, Карпушев и Миронов.

— Вы там больно-то не сгибайтесь перед ними, — наказывал делегатам Абрамов. — Мало ли что было!

И хотя выбрали делегацию, а пошли за нею всем взводом, ревновали их, и, с другой стороны, поджигало любопытство. А как они, что ответят?

Второй взвод, увидя делегацию, как суд с приговором, не знал, на что подумать, тем более, что за делегацией, поталкиваясь, жались человек двадцать красноармейцев.

— Ну, здравствуйте, товарищи, — заметно волнуясь, поздоровался Куров. — Вот мы делегация от первого взвода.

— Здравствуйте, давно не видались, — разглядывая вошедших, будто в первый раз, ответил отделком Головкин.

— Сейчас он с тебя спесь-то собьет, — шептались в куче первовзводников, с неприязнью поглядывая на Головкина.

— Мы к вам, товарищи второй взвод.

— Милости просим, — все тем же пустым голосом ответил Головкин.

— Как вы знаете, у нас была спячка в наряде и самовольные отлучки.

Миронов, храбро стоявший рядом с Куровым, вдруг покраснел, рука его забегала по гимнастерке, разглаживая франтовато заправленные складки.

— Смотри, — толкнул Липатов одного, кивая на Миронова. — Чует кошка, чье мясо съела.

— Вы как знаете, что были они, — продолжал Куров, — но мы вот прямо так и говорим.

— Ну-к што ж? — спросил, чуть-чуть усмехнувшись, Головкин.

Ему показалось, что первый взвод пришел с покаянной. Он, подобравшись, повернулся к своим и подмигнул им. Дескать, подтянись, ребята, мы еще поломаемся, простить их али што.

— Надо было раньше думать об этом, — сказал Головкин и, переложив нога на ногу, сурово осмотрел вошедших.

— Да не тяни ты, говори живо, — ущипнул Миронов Курова.

— Так вот, значит, — продолжал Куров, будто ничего не замечая, — мы берем на себя социалистическое обязательство изжить эти проступки и вызываем вас не делать их.

— У нас нету, — думая над словом «социалистическое», ответил Головкин.

— А ты не зарекайся, — не вытерпел Миронов. — У нас не будет и чтобы у вас не было.

Красноармейцы второго взвода запереглядывались, еще не понимая, в чем дело.

— Вызываем вас давать на стрельбе шестьдесят процентов выполнения упражнений, а сами беремся на семьдесят.

— По стрельбе? — опустил ноги Головкин, сам половину не выполняющий. — При чем тут стрельба, раз дело коснулось самовольных отлучек?

— Что, заело? — торжествующе бросил из толпившихся первовзводников Абрамов. — Это вас коснулось?

— Крой, Артем, дальше! — крикнул другой и, взглянув на второй взвод, бросил: — Еще не то будет!

— Беремся коня сберечь, — помахал Куров для большей важности договором. — Не делать наминок и чтобы чистка. И вас на это вызываем.

Второй взвод, сидевший на койках, качнулся. Некоторые повставали.

— Ну и беритесь, раз беретесь, — буркнул кто-то из них.

— Правильно!

— Правильно! — зашумели остальные.

— Пусть берутся. У них самовольные отлучки, а нас хочут привязать.

— Нашли дураков!

— Про воровство-то пусть они скажут. Что? Не любите? Ишь удумали!

Вошедший в казарму помкомвзвода Хитрович поднял руку.

— Погодите, товарищи. Пусть они все скажут, — обратился он к своему второму взводу.

— Нам не жалко. Пусть говорят. Только зачем они других трогают, раз у них хвост замаран.

— Мы не отпираемся, если у нас хвост замаран. Так и говорим. Мы вас вызываем на социа-а-социалистическое — запутался Карпушев, — соревнование.

«Социалистическое» опять пугнуло второй взвод, и они замолчали.

— Читай, Куров, все сразу.

Куров при общем молчании прочитал вызов до конца.

Второй взвод поник в раздумье:

«Вызов-то, оказывается, не выдумка дотошного Курова, а дело, выходит, серьезное. Спор вроде, да спор-то больно уж... того. И не спор это вовсе, а черт ее знает что — и не разберешь. Состязание? Да нет, не состязание. Делегация, главное дело, с бумагой. Ишь, сукины дети, стоят, будто послы иностранные. Объявляем, дескать, вам войну, выходи. А если согласиться? Что тогда? Тогда выполнять придется. Черт бы их побрал, свяжут тогда!»