Павел Федоров - Пограничная тишина

— Да. Можешь выходить.

— Ты что же, поручик, передашь меня из рук в руки или будет какая-нибудь особая церемония?

— Наверное, уже прибыли представители Советского правительства и уполномоченные Министерства иностранных дел...

— Это так полагается?

— Конечно, ты же теперь шишка...

— Но я пока что-то не вижу почетного караула. — Стась улыбчиво подмигнул и поправил на голове новую фуражку. На нем все было новое: и серый костюм, и модные ботинки из черной кожи.

— Если советские товарищи догадаются, то пригласят для тебя и оркестр... Как не встретить со всеми почестями владельца такого шикарного «мерседеса».

— И дался тебе мой «мерседес»!

— Так ведь он стоит того... Пошли, Стась. Нас уже, наверное, ждут.

Взглянув на часы, Любомир погасил сигарету, и они направились к мосту. От домика с разноцветными стеклами на веранде к шлагбауму подходили советские пограничники.

— А не будь у меня этой старухи, я бы не вез того пройдоху и не топал бы по этой бетонной крыше, — шагая по мосту, говорил Стась. — Не попадись он мне, не было бы такой интересной поездки. Иезус Мария, на самом деле, сколько народу вышло меня встречать...

Шлагбаум уже был открыт. Около него стояли два офицера и трое солдат. Старший с двумя просветами на погонах шагнул навстречу поручику, и они отдали друг другу честь. Потом пожимали руки, радуясь, здоровались, как давние друзья.

— Рад вас видеть, поручик! — говорил майор.

— Я тоже, товарищ майор! — ответил Любомир. — Знакомьтесь. Это Стась Милевич.

К Стасю подошел офицер и отрекомендовался майором Григоренко, второй — высокий, с черными бровями — назвал себя лейтенантом Рощиным и объявил, что дальше им придется ехать вместе.

— И далеко нам придется ехать? — спросил Милевич, но тут же, спохватившись, добавил: — Извините, что я задаю такой вопрос. Наверное, не следует об этом спрашивать у офицера?

— Пожалуйста, спрашивайте о чем угодно. Мы проедем в штаб отряда, — ответил лейтенант Рощин и пригласил гостя к стоявшей неподалеку голубой «Волге».

Лейтенант неплохо говорил по-польски и сразу же покорил Стася своей предупредительностью. Он сам открыл дверцу машины и указал место на заднем сиденье. Оправив отлично пошитый китель с золотистыми погонами, прежде чем сесть рядом с шофером-солдатом, спросил, не хочет ли гость выпить минеральной воды или теплого кофе из термоса. Стась поблагодарил и отказался. Тронулись в путь без особой задержки. На шоссе шофер развил такую скорость, что Стась по достоинству оценил его незаурядные способности водить машину. После того как река и лес остались позади, вдоль дороги замелькали широколистые клены, посаженные вперемешку с молодыми березками, а за ними в утренней дымке плыли бесконечные хлебные поля, среди которых не было ни одной узенькой полоски.

Стась не привык молчать и задавая лейтенанту отдельные мелкие вопросы, вроде того, — кому принадлежат эти поля, как называется та или другая деревня.

— Если будут, товарищ офицер, какие достопримечательности, то прошу, если можно...

— Зовите меня просто Игорь, — неожиданно сказал лейтенант. — Я вам обязательно кое-что покажу. Вы, кажется, по профессии шофер?

— Да, да!

— Какая у вас машина?

— «Мерседес».

— О-о! А вы слыхали про серпантинку?

Стась отрицательно покачал головой.

— В Туркмении есть первоклассные шоферы-пограничники. Они так прозвали дорогу в горах. Машина поднимается вверх на перевал, как по винтовой лестнице, и едет все время над пропастью. Там водители совершают чудеса!

— Там должны быть парни во! — Стась показал большой палец. Он внимательно слушал и про серпантинку, и про ужасных гюрз, которые шипят по ночам в подполье, и про серый железобетонный дот, дыбившийся на фоне леса. Дот уже успел обрасти молодым кустарником, как старый дед волосами, и потемнел от давности.

— Здесь проходила первая линия укрепрайона. Когда фашисты напали на нас, этот дот заняли артиллеристы и пограничники. У них было вдоволь продуктов и боеприпасов. Оборона была рассчитана на круговой обстрел, и гитлеровцы ничего с ними не смогли сделать, несли большие потери. Взорвать такую махину было невозможно, да и трудно подступиться. Тогда фашисты пустили газ.

— Отравили? — воскликнул Милевич и подался вперед.

— Да. Всех! Когда трупы начали разлагаться, фашисты пригнали из города гражданское население и приказали похоронить погибших. Открыли двери. Очевидцы рассказывают, что на всех солдатах и офицерах были надеты противогазы. Те, кто участвовал в похоронах, были расстреляны. Уцелели единицы.