Виктор Крюков: Свет любви

Пучков взмахнул флажком: мгновенно его комбинезон надулся, как матерчатый флюгер, фуражка слетела с головы и руку с флажком откинуло по ветру.

Машина покатилась по дорожке. Быстрее. Быстрее. Оторвалась от земли, взмыла над аэродромом и через мгновение потерялась в молочно-голубом небе...

А там, на краю аэродрома, у дороги, стояла, заламывая руки. Лена и смотрела вслед удаляющемуся мотоциклу, на котором сидела Наташенька, собравшаяся в дальний путь. Как она полюбила его... С плачем вырвалась она от матери и уехала с этим чужим, но таким родным, добрым и любящим человеком... Лене казалось, что его нельзя не любить. Он оставил городской адрес, где остановится на ночлег и будет ждать ее...

Но Лена не поехала ни в этот день, ни на второй, ни на третий. Одумается — привезет Наташку.

Николай остановился у друга и все три дня ходил с девочкой по городу, по магазинам, по скверам. Его сфотографировал какой-то репортер, и снимок был опубликован в республиканской газете. В авиагородок он не заявлялся из боязни, что Лена возмутится и начнет действовать через командование: до военкомата он еще военный. Но Лена слишком уважала его, чтобы жаловаться. Он звонил ей на аэродром, но все напрасно... А ему так хотелось услышать: «Да! Едем!..»

Он сам готовил девочке пищу, купив книжку о детском питании. Сам кормил ее, укладывал спать на диване у друга, бережно укрывал, просыпаясь по ночам. Видно, прав был Громов, говоря, что за долгие годы службы стосковался Николай по семейной жизни, по ласке ребенка...

На третий день, когда Князев появился с девочкой у ворот городского парка, его документы потребовали патрульные.

— Идемте с нами! — сказал старший. Окруженные целой толпой женщин и старушек, возмущенных тем, что патрульные задерживают даже с ребенком, они повели Князева в комендатуру. Еще издали увидев толпу, навстречу патрульным вышел военный с пистолетом на ремне. Это был Громов, помощник коменданта города.

— Что такое? — спросил он, делая вид, что не узнал Князева, и не суля ничего доброго тем, кто его задержал.

Старший доложил, в чем дело.

— Все ясно! Если я вам сказал, что надо действовать по всем правилам составленной мной инструкции, это не значит, что надо задерживать демобилизованного... Да еще и с ребенком!.. Женщины нам не простят этого. — Громов говорил громко, для публики.

— Их надо наказывать, их! — лезла к Громову какая-то старуха.

— И накажем! — Он обернулся к старшему патрульному, сказал строго: — Зайдите ко мне в девятнадцать ноль-ноль. Исполняйте свои обязанности...

Патрульные взяли под козырек и ушли. Толпа быстро рассеялась.

Громов разом погасил ее любопытство и желание защищать старшину с ребенком.

Князеву показалось, что все это ловко подстроено, что его задержали по наущению Громова.

— Долго еще здесь пробудешь? — наконец обернулся он к Князеву.

— Не знаю...

— Если задержат, ты сразу ко мне. Я помощник коменданта...

— Из авиатехников — в милиционеры, значит? — удивленно спросил Князев, беря испуганную девочку на руки. А он-то надеялся, что Громов после него примет ТУ-2.

Громов молча проглотил пилюлю и сказал тихо:

— Эх, Коля... Хотел и я ждать демобилизации, но надел как-то гражданский костюм и показался себе беспомощным, глупым... Я к армии так привык... И не всем служить технике. Слуги дисциплины тоже нужны... Заходи как-нибудь... Поговорим... С тобой-то мы вроде ладили...

— Уеду скоро...

— Если насчет билета будет трудно, ты звякни, мы быстро обеспечим, мы — военная комендатура...

На следующее утро Князев поехал с Наташей на аэродром.

Боясь, что девочка увидит мать и больше не вернется к нему, он остановил мотоцикл в кукурузе, усадил ее рядом, а сам пошагал своей раскачивающейся походкой. Дойдя до конца поля, Николай вернулся: не дело это — оставлять девочку в залог. Он объяснил Наташе, что надо делать, и девочка, сказав, что приведет маму, ушла... Князев сел на запасное колесо и закурил, глядя вслед Наташе...

Давно поджидала свою дочь Лена, с утра посматривала опять на дорогу. Николай видел, как возле домика она схватила девочку и стала целовать и гладить ее головку с черным бантиком. Но вот Наташенька встала на ноги и потянула мать к дороге...

А на стоянке все гремело, все ходило ходуном, все раскалывалось от гула. Рваное пламя вырывалось из сопел, опаляя горячим дыханием, стонал разорванный знойным вихрем воздух, слышался посвист острых, как ножи, крыльев. Уходили в полет, хранители советской земли и неба.