Ирина Велембовская - Немцы

— Кого Бог дает? — спросил он, вглядываясь в Лаптева.

— Принимай гостей, — отвечала Татьяна Герасимовна и пропустила вперед совсем замерзшего Лаптева.

Когда Лаптев вошел в жарко натопленную избу, из-за стола, быстро сложив книги, поднялась девушка и удивленно посмотрела на него.

— Ну, знакомьтесь, — сказала Татьяна Герасимовна. — Это, товарищ Лаптев, моя помощница — прораб чисовского участка Тамара Черепанова. Томка, ты уж позаботься о госте: он нам работничков привез.

— Проходите, — тихо сказала девушка.

Лаптев не без удивления разглядывал ее. «Прораб» был очень хорошенькой девушкой лет семнадцати-восемнадцати на вид, сероглазой, с темными бровями и ресницами. Из-под белой косынки на голове выбивались светло-русые волнистые прядки.

Старик Черепанов достал для Лаптева теплые валенки с печи. Бабка поставила самовар. Татьяна Герасимовна посидела немного и стала собираться домой.

— Завтра заеду за тобой, — объявила она Лаптеву. — Поедем бараки для немцев твоих смотреть.

Он сидел на широкой лавке у печи и грелся. Тамара стала накрывать на стол.

— Садитесь, чем Бог послал… — пригласил старик Черепанов. — Не тем раньше угощали. Такое сейчас время…

Лаптев с удовольствием поел картошки, но от соленых груздей и капусты отказался.

— Спасибо… лучше не надо. У меня половина желудка вырезана.

Черепанов сочувственно покачал головой и велел бабке достать молока. Лаптев поужинал, и Тамара собрала посуду. Потом она постелила ему за перегородкой.

— Ложитесь, — она застенчиво улыбнулась. — Завтра Татьяна Герасимовна вас чуть свет подымет.

Лаптев разделся и лег, наслаждаясь теплом. Несмотря на усталость, он долго не мог заснуть. За перегородкой Тамара все еще не гасила свет и сидела с книжкой до тех пор, пока отец не прикрикнул:

— Томка, бросай к лешему свои книжки! Завтра тебя не добудишься!

Девушка погасила свет и легла. Вскоре послышалось ее ровное дыхание. Лаптев все еще не спал. «Далеко же меня занесло… — думал он, глядя в темноту. — То через всю Европу, теперь через всю Россию почти. Вот попал в чужую семью, а приняли, как своего. Девушка такая милая…»

На крутом берегу Сухого Лога виднелись два бревенчатых двухэтажных корпуса бывшего лесотехникума. Лесотехникум еще до войны перевели в область, в первый год войны здесь размещался эвакогоспиталь. После его расформировали, и техникум снова пустовал. Сейчас его приготовили к приезду интернированных немцев. Выстроили баню с прачечной, старый сарай отремонтировали, сделали столовую и кухню, пристроили помещение для госпиталя и красного уголка. Территорию лагеря обнесли высоким глухим забором с четырьмя вышками по углам.

Лаптев и Татьяна Герасимовна вошли в лагерь через проходную будку, пахнущую свежим сосновым тесом. На широком дворе росло несколько зеленых разлапистых елок. Везде еще валялись обрезки досок и стружки — следы работы плотников, но из двух труб первого корпуса уже вился дымок.

— Затопили, — сказала Татьяна Герасимовна. — Я велела все печи разогреть для твоих немцев, последних дров не пожалела.

— За нами не пропадет! — весело ответил Лаптев.

Эшелон прибыл вечером двадцать пятого февраля. Холодный туман окутывал прииск. Несмотря на мороз, у станции собралась толпа народа, чтобы посмотреть на немцев. Прибыло и все приисковое начальство в длинных меховых шубах. Лаптев, не успевший еще обзавестись полушубком и валенками, мерз в своей тонкой шинели и сапогах с галошами. Татьяна Герасимовна, заметив, что Лаптев совсем застыл, прогнала его греться в станционное помещение.

Пыхтя подошел длинный состав. Из первого вагона вышли старший лейтенант Хромов, лейтенант Петухов, младшие лейтенанты Звонов и Мингалеев.

— Здорово, замполит! — Хромов крепко пожал Лаптеву руку. — Ну и мороз, я тебе скажу! Сейчас бы выпить с дороги! — и пошел знакомиться с приисковым начальством.

— Открывайте вагоны! — распорядился Лаптев. Переводчик, юркий немец Альтман, крикнул по-немецки:

— Приготовиться к высадке!

С лязгом одна за другой начали открываться двери вагонов, и немцы спрыгивали на платформу.

— Говорили, немцев пригонят, а это бабы, — разочарованно сказал кто-то в толпе.

— Юбки-то на них какие длиннющие! А народ мордастый!

— Глянь, фриц какой толстый! Небось, капиталист!

Последнее замечание относилось к Беру, который кряхтел под тяжестью двух чемоданов.

Штребль стоял, перекинув свой рюкзак через плечо. Молодой русский лейтенант подтолкнул его в спину: