— Сколько уж исследовали меня — душу только не вынимали! — В ее голосе прозвенела боль, отчаяние.
— Надо еще полежать, Асия, — вздохнул профессор. И повернулся к Магире-ханум: — В вашем отделении есть койка?
— Только что освободилась.
— Тогда прошу положить Асию.
Асия непроизвольно оглянулась на дверь.
— Вас там ждут? — спросил профессор, перехватив взгляд девушки.
— Мама, — тихо ответила Асия, опустив голову.
— С вашей мамой я сам поговорю.
Явилась вызванная звонком Диляфруз, увела Асию. Тагиров, заложив руки за спину, ходил по кабинету.
— Многие полагают, что ревматизм калечит только руки и ноги. А на самом деле он прежде всего бьет по сердцу и другим внутренним органам, бьет по нервной системе. Тысячу раз был прав один французский врач, который сказал, что ревматизм только лижет шершавым языком суставы, но кусает сердце. Кусает! — повторил профессор, сделав рукой хватательное движение.
— Вы считаете, что порок у этой девушки — следствие ревматизма? — спросила Магира-ханум. — Но ведь от ревматизма ее нигде не лечили.
— Вся беда в этом, — вздохнул профессор. — Очень часто наши коллеги берутся лечить не саму болезнь, а ее последствия, что не приносит пользы больному. И к вам, Магира-ханум, и к вам, Вера Павловна, у меня одна просьба: будьте чутки к этой девушке. Как говорили древние римляне, она больше всего нуждается, чтобы ей «ободрили словами душу». Ее душа полна волнениями и страхами, надо успокоить эту истерзанную душу, освободить от депрессии. Вы обратили внимание на ее слова: «Душу только не вынимали»? Эта девушка очень настрадалась, и вера в медицину у нее шаткая… У вас и без того много работы, — добавил профессор, подумав. — Можете привлечь в помощь Гульшагиду. Вот ей и практика, и материал для доклада. К какому сроку она должна приготовить доклад, Вера Павловна?.. Вот-вот, времени у нее еще хватит. Прошу позвать ко мне мать Асии…
Приняв ванну, переодевшись в вылинявший от многочисленных стирок халат, обувшись в тапочки разного цвета — одна зеленая, другая красная, — Асия вслед за Диляфруз вошла в палату. На нее со всех сторон устремились любопытные взгляды. Девушка, не глядя ни на кого, прошла к свободной койке у окна и легла, уставив глаза в потолок. Никому ни слова, ни капли внимания, будто глухонемая. Только на Диляфруз она покосилась краешком глаза.
Асия не лишена была характерных черт, свойственных большинству женщин. Она — не признавала красоты других, выискивала у них какие-либо изъяны и, обнаружив эти изъяны, немного успокаивалась. У Диляфруз, по мнению Асии, брови были слишком уж густые, а глаза чуть косили! Но губы… губы вызвали у Асии зависть: так изящно, так тонко очерчены, что диву даешься. У Асии губы тоже без малейшего изъяна, но они какие-то невыразительные, не придают живости ее лицу.
Диляфруз положила на тумбочку порошок.
— Это вам, апа. Выпейте сейчас же!
Асия промолчала. «Пусть попробует привязаться ко мне!» — зло подумала она. Ей вдруг захотелось сделать что-нибудь неприятное этой девушке с красивыми губами. Почему она здорова, а Асия больна? Почему эта девушка счастлива с самого рождения, а Асия должна лучшие годы своей молодости валяться на жестких больничных койках? Разве это справедливо?..
Диляфруз достала из кармана халата сложенную бумажку, передала девушке.
— Вот вам оставили записочку.
И Диляфруз приветливо улыбнулась красивыми губами. На щеках у нее образовались ямочки, какие бывают у детей. Словно желая сказать: «Вот я какая!», она взметнула ресницы. Черные лучистые глаза ее засветились, как две живые звездочки. Асии стало неприятно. Она зажмурилась и не открыла глаз до тех пор, пока Диляфруз не вышла. Едва сестра скрылась за дверью, Асия моментально схватила записку, быстро прочитала и опять сердито уставилась в потолок:
«Зачем он утешает меня?.. Зачем пишет: «Не обижаюсь на тебя»? Разве я по своей воле заболела, чтобы обидеть его?..»
Вокруг больницы зимой и летом, осенью и весной веет специфическим, не очень-то приятным запахом. Его не сравнивают с другими запахами, — должно быть, это невозможно, — просто говорят: «больничный». Кто только не слышал слов: «Терпеть не могу этого больничного запаха».
Однако сегодня в палатах удивительно свежо пахло яблоками, словно в каждой свалили по возу аниса или антоновки. Больные, как бы умиротворенные этим ароматом, лежат тихо, без стонов. Они уже достаточно натерпелись и физической боли, и душевных мук, у некоторых и надежд на выздоровление мало, но в эту минуту они не думают ни о чем грустном, только бы не закрывали окон в яблоневый сад! Правда, в палатах заметно сквозит, но этот запах яблок так сладок, навевает так много воспоминаний, что не чувствуется излишняя прохлада.
Читать дальше