Абдурахман Абсалямов - Белые цветы

Полы тщательно вымыты, палаты чисто убраны, пастели, салфетки — все белоснежное. После санитарок палатные сестры, а потом сама старшая сестра еще и еще раз заходили в палаты проверять порядок. Вскоре прекратилась эта беготня. Всюду установилась почтительная, торжественная, тишина, какая бывает только перед профессорским обходом.

Асия, натянув одеяло до подбородка, лежала, не отрывая возбужденного взгляда от двери. Когда в соседней палате послышался голос профессора, ее охватило еще большее волнение. Она пришла к профессору с надеждой, а после разговора с ним едва тлеющая надежда стала превращаться в уверенность. Проснется Асия ночью и сразу вспомнит прием у профессора, снова слышит каждое его слово, представляет каждый его жест, выражение лица… Нет, кажется, профессор не обманывает ее, она и вправду поправится. Асии очень, очень хочется выздороветь. Но почему она не рассказала профессору или Магире-ханум, что ее тревожит? Может быть, сегодня рассказать? И тут мгновенно ее глаза наполнились слезами жалости к себе, а щеки зарделись от стыда.

Вот в дверях палаты показалась уже знакомая фигура профессора. У него седые, коротко подстриженные усы, на груди висит фонендоскоп. Профессора сопровождает целая свита врачей — мужчин и женщин. Асия совсем съежилась.

— О, и здесь, оказывается, пахнет яблоками! — оживленно воскликнул профессор. — Чудесный запах! Мария Митрофановна, что вы скажете на это? — обратился он к лежавшей на первой кровати пожилой женщине. И тут же перевел взгляд на соседку ее, молоденькую женщину. — Скажите, Карима-апа, какими яблоками пахнет?

— Яблоки пахнут яблоками, — невольно рассмеялась Карима.

— Нет, дорогая! Сорт тоже надо знать. Возьмите антоновку — у нее же свой, неповторимый аромат. Если положить антоновку в бочку с квашеной капустой да съесть после бани… М-м-м! В деревне это яблоко зарывают на зиму в сено. Вынешь из сена в январе или в феврале — антоновка благоухает всеми ароматами лугов.

У Абузара Гиреевича такое веселое лицо, словно он только о яблоках и думает. А на самом деле быстрые его, внимательные глаза уже успели обежать все койки и определить самочувствие больных. Он внимательно слушал доклад лечащего врача, иногда кивал в знак согласия, иногда погружался в раздумье. Он как-то по-своему осматривал больных, по-особенному выслушивал их объяснения, чуть склонив голову набок.

И все же Асии порядком наскучило смотреть на одно и то же. Из всей группы врачей она выделила одну молодую женщину. Да, да! Это ее видела Асия на лестнице в тот день, когда поступила в больницу. Но тогда девушка волновалась и плакала, не могла рассмотреть как следует. Другое дело — сегодня. У женщины густые черные волосы, правильный овал лица, ровные, в ниточку брови. Только нос не удлиненный, без горбинки, а прямой, изящный. Если она татарка, то безусловно из окрестностей Нурлата, только там родятся такие красавицы. В прежние времена старики говорили о таких красавицах: «О, эта благородной кости». Впрочем, этих тонкостей Асия уже не знала.

Профессор направился к ее койке. Девушка еще старательней натянула одеяло, выставив только лоб да глаза.

— Здравствуй, Асенька, — совсем по-домашнему сказал профессор, присаживаясь к ней. — Чего ты запряталась? Ну-ка, дай руку… — Он стал считать пульс. — Не надо волноваться, — видишь, и пульс участился.

Он обратился к молодой женщине, привлекшей внимание Асии:

— Гульшагида, вам передали мое распоряжение? В таком случае оставляю Асию на ваше попечение, — и перешел к следующей больной.

Гульшагида склонилась над Асией, шепнула:

— Успокойтесь. Я приду к вам. Все объясню.

В мужском отделении профессор зашел прежде всего к Исмагилу Хайретдинову. Несколько лет назад Исмагил уходил на войну здоровенным парнем, настоящим богатырем. Участвовал во многих боях, был бесстрашным воином. Уже в конце войны, форсируя одну из немецких рек, он провалился под лед, захлебнулся. Кто-то все же успел вытянуть его за ворот шинели, влил в рот спирту и оставил на льду: некогда задерживаться, — если жив — очнется. Исмагил пришел в себя только в госпитале. Но прежнее здоровье не вернулось к нему. Сейчас он страдает несколькими болезнями: кровяное давление не падает ниже двухсот тридцати, душит астма, очень плохо и с почками» — одну совсем удалили, другая еле работает. Он мучается уже семнадцать лет и, несмотря на постоянное лечение, тает, как свеча. Оставалось только поражаться живучести и терпению этого человека.