Анатолий Ткаченко - В поисках синекуры

Быстренько включила рацию. Центр уже звал нас. Пришлось Диме Хоробову от имени нашего штаба доложить все председателю комиссии. Был получен приказ: эвакуироваться. К нам вылетают тяжелые вертолеты.

Так мы, Ирочка, очутились в поселке Парана, чистеньком, деревянном, тихом и диковатом. Здесь, говорят, когда-то жили старообрядцы, бежавшие от новообрядческой православной церкви (их за что-то преследовали, в этом я мало разбираюсь), да и сейчас здешние жители, бородатые степенные мужики, опрятные молчаливые бабы, настороженные ребятишки, не очень-то рады нам. Хотя понимают, без нас им не защититься от пожара, если дожди его не загасят. А таковых пока нет, жуткая сушь. В общем, не верится даже, что в Паране нормальная школа, новенький клуб, фильмы показывают... Извини, Ира, вошла хозяйка дома, этакая могутная волоокая женщина в длинном невеселом платье, глухо повязанная платком. Она почему-то не любит, когда я пишу, сердито зыркает. Может, думает, на их жизнь доносы строчу... Все. Обнимаю!

P. S. Да, Ирочка, еще несколько слов. Я о нем — моем Корине. Ты внимательно прочитала? Он сказал: мы встретимся, когда спасем Святое. Там, в городе, в сиреневом парке, у фонтана... Слышишь? Надеюсь, не будешь больше вышучивать меня. Над счастливыми не смеются. А я безумно счастлива!»

Дима Хоробов вел свой вертолетик Ка-26, как всегда, грубовато, с изящным лихачеством: то вскидывал его над вершиной сопки, то резко, почти невесомо ронял в речные долины и распадки. Осторожничать было незачем, в кабине сидели мужики, мало ощущавшие воздушную качку: Корин, Ступин, директор леспромхоза Санников. Они осматривали Святое урочище, изредка переговариваясь. Ступин отмечал на топографической карте кромку пожара — приблизительно, ибо сквозь вязкое месиво дыма лишь кое-где проблескивал верховой огонь. В безветрии пожар двигался медленно, но теперь им было охвачено обширное, едва обозримое пространство урочища.

Проплыли над бывшим лагерем — черной выгоревшей поляной с кучами золы на месте склада, кухни, с пустыми железными бочками возле угольно-черного частокола лиственниц, и Корин сказал Санникову, кивая на иллюминатор:

— Наш погибший форпост!

Массивный, багроволицый директор леспромхоза трудно перегнул шею, участливо усмехнулся.

— Вот где нам помочь надо было! — в самое ухо ему выкрикнул Корин.

— Вроде справлялись...

— Вот именно — вроде... Теперь и вы зашевелились, когда припекло. Прямо-таки по пословице!

— Работа. План. — Санников еще более побагровел, тяжело заворочался, явно тяготясь жутким зрелищем горящей тайги.

— А пожар без плана работает, и неплохо, — проговорил диспетчер Ступин, понимая, зачем Корин подкалывает директора: надо расшевелить, растревожить, озаботить прижимистого, скуповатого Санникова, а то ведь будет рубить, трелевать лес («людей нет, техники нет, моя хата с краю»), пока поселок Парана не загорится.

Директор покряхтел, покашлял, но промолчал. Повернувшись к Корину, пилот Дима спросил:

— Еще покружим?

— Довольно. Зачем копоти прибавлять?

В огорчительном настроении был начальник отряда, и Дима с малым креном развернул вертолет, словно оберегая его напряженные нервы и раздумья.

Полетели на юг, постепенно выходя из дымной мглы. Воздух светлел в небе и над землей. Вот уже видна зеленая недвижная рябь леса, ущелья распадков просверкивают ручьями... Широкий, с пожелтевшей лиственничной хвоей косогор — все вниз, вниз... и там, в светлой глубине — округлая голубизна озера. На берегу какое-то древнее рубленое строеньице, рядом нечто, напоминающее лабаз. Все поросло травами, кустарником.

— Заимка монаха! — пробасил Санников.

— Вот он где обитал! — отозвался Дима. — И вправду, может, святой? Места тут: не хочешь — помолишься!

— Так ведь рассказывали — сгорел скит, — удивился Ступин.

— Неправильные сведения, — с нарочитой серьезностью вымолвил Санников. — По достоверному утверждению бабки Калики... вы с ней еще встретитесь... святой вышел навстречу огню, сгорел и этим остановил пожар, спас урочище, поселения. Тут ведь староверы кругом обитали.

— Нам бы одного такого, — буркнул Корин.

— А бабуся, Калика ваша, не годится на божью жертву? — спросил Дима. — Она тоже вроде святая.

Директор поколыхался от беззвучного смеха, сказал:

— Застарела. По вере, юная беспорочность нужна. Ты, пилот, подойдешь, с небесами общаешься.

— Это точно, в любую минуту могу грохнуться в пекло, да только вопрос еще: не прибавлю ли огня своей пробензиненной трепыхалкой?