Евгений Наумов - Черная радуга

Он закинул их за голову и принялся освобождать удавку. С ней особой возни не было. Оставались ноги. Их притянули полотенцами к перекладинам, которые находились далеко внизу. Для того чтобы достать узлы, нужно сесть и спустить ноги вниз. С удавкой это сделать невозможно. Но теперь… Узлы ослабились.

Он встал и прислушался. В глазах заблистало, потом пелена стала рассеиваться. Еще не бегут, все тихо. Прошлепал босыми ногами к двери. В углу стояли тапочки. Он надел их, осмотрел себя: рубашка, трусы, тапочки. Небогато для прогулок по улице в тихую зимнюю ночь. Но сойдет. Вышел из двери и, не оглядываясь, пошел влево по коридору. Никто не окликал, тускло горели лампы ночного освещения. Вот и знакомый выход, сюда алкоголики выходят покурить даже ночью, поэтому дверь закрыта только изнутри на крючок. Он откинул крюк, вышел и пошатнулся, – но не от свежего морозного воздуха. В сознании разом все сместилось!

Он находился не на трехдечном дизель-электроходе, а в нарко на улице Мира. Не успели переправить? Отложили на утро? Значит, он их опередил.

Теперь нужно взять скорость и не давать им форы. Снег под тапочками поскрипывал, но холода не чувствовалось. Быстро дойдя до угла, завернул и рванул к парадному подъезду. Такой наглости они не ожидают. Кинутся ловить его прежде всего по задворкам, а не на центральной улице. Правда, на центральной улице сейчас его вид в трусах и тапочках шагающего по снегу мог бы вызвать удивление. Но не у кого. Улица совершенно безлюдна, по трассе не идут машины. Он в темпе пересек ее и нырнул между большими многоэтажными домами. Все. Теперь они побегают.

Пьянящее чувство свободы охватило его. Выстраданная! Ни с чем тебя нельзя сравнить! Это знает тот, кто был ее лишен.

Холода он по-прежнему не ощущал. Но почему зима такая мягкая? Где он – на Севере или на Украине? Все вроде такое знакомое, даже улицу Мира вспомнил, а в географии никак не сориентируется. Всему виной то, мрачно подумал он, что его запутал этот дизель-электроход. Но ведь он чувствовал, как мягко покачивается на волнах судно, слышал, как хлюпает вода у борта, даже гул моторов внизу. И топот матросни, и матерщину боцмана…

Скорей всего не на Севере. Там зимой в тапочках и трусах не побегаешь. А если и побегаешь, то очень недолго.

Нужно решить вопрос с экипировкой. Он вошел в первый попавшийся подъезд и поднялся на третий этаж. Три – его счастливое число. Магическое.

Послышались шаги, дверь открыл мужик тоже в трусах и тапочках, но он вписывался в обстановку – ночью в собственной квартире в чем хочу, в том и хожу. А Матвей никак не вписывался – посетитель, стоящий на лестничной площадке, да еще в такое глухое время.

– Извините, – сказал он, кашлянув, – меня только что ограбили. Возвращался с вечеринки, встретили трое… наставили… джинсы, югославские туфли… кинули вот тапочки, чтоб не простужался.

Свиные глазки мужика ошарашенно ощупывали его фигуру.

– Вы… – выдавил наконец он, – в милицию хотите позвонить? У меня нет телефона!

– Что там милиция, – махнул Матвей рукой. – Мне домой как-то добраться нужно. Живу далеко. Не найдется ли у вас каких-нибудь старых штанов? Завтра я вам обязательно занесу.

Мужик сразу же подобрался.

– Нет. Ничего нет. Ничем не могу помочь.

И тут же испуганно захлопнул дверь, будто и его собирались ограбить. Теперь Матвей точно знал, где находится.

Нет, он не на Севере. Там и квартиры, и души людей нараспашку. Он вспомнил, как ему передали ключи от квартиры совершенно незнакомого человека, и он жил там полгода, пока хозяин находился в отпуске. Даже мелочь, рассыпанную на телевизоре, с места не стронул! Честность человека там считается аксиомой, и нужно сделать что-то недостойное, чтобы тебя стали считать жуликом. А тут все наоборот. Сколько бы честных и благородных поступков ты ни совершил, все равно тебя считают жуликом. «Не может быть, чтобы не крал. Все крадут…»

«Свинорыло! – думал Матвей, спускаясь по лестнице. – Таких здесь тьма. «Ничем не могу помочь» – вот их жизненное кредо. Машина, дача, десять или двадцать тысяч на книжке, а ничем не может помочь… Рваных штанов у него нет!

У меня ни гроша, у всех моих знакомых по нарко – вошь на аркане, сколько же тогда лежит в чулке у этого?» И тут его осенило: «Как же он отдаст свои рваные штаны, если сам всю жизнь в них ходит? Что завтра натянет?»

Он горько рассмеялся, стало немного легче.

Нужно было начинать с другого конца. Он вышел и окинул взглядом фасад многоэтажного дома. Ага, одно окошко светится! «Если там гудят, то меня встретят нормально. Может, и допинг получу…»