Л. Пантелеев - Том 1. Ленька Пантелеев

И учительница с улыбкой показала на большой черный зонт, который лежал у нее в изножий кровати.

Эта суровая на вид женщина оказалась не только бодрой и бесстрашной, но и доброй. Она угостила Леньку и Александру Сергеевну ржаными сухарями, чаем и зеленым луком, который она купила на рынке в воскресенье, когда еще не так опасно было ходить по городу.

— Я и вчера вылазку делала, — сказала она улыбаясь. — Но это уж я так, по бабьей глупости. Никакие рынки и магазины в городе, конечно, не торгуют.

— Но, скажите, что же будет дальше? — спросила Александра Сергеевна.

— А что же может быть? Будет то, что этих негодяев переловят и поставят к стенке. А вот что будет с городом? Вы слышите, что делается?

За стеной стоял грозный однообразный гул, настолько однообразный, что он не замечался, не резал уха, не мешал слушать и говорить, как не мешает слушать и говорить стук мельницы или паровой машины.

— Значит, вы думаете, что красные возьмут город? — сказала Александра Сергеевна.

— А вы что, — сомневались, матушка? — усмехнулась старуха.

— И Москву тоже, значит, возьмут? — вмешался в разговор Ленька. Учительница строго посмотрела на него из-под очков и сказала:

— Это кто же, по-твоему, должен ее взять?

— Красные.

— Зачем же им, скажи, брать ее, если они и отдавать ее не собирались?

— Как? Ведь говорили…

— Говорили? Мало ли что говорят…

Опять это «мало ли что говорят»!..

«Значит, опять наврали?» — сердито подумал Ленька.

В тот же день Александра Сергеевна и Ленька перебрались из подвала в коридор. Устроились рядом с учительницей, имени которой Ленька никак не мог запомнить: звали ее Нонна Иеронимовна Тиросидонская. Из соседнего номера выкатили большую двуспальную кровать, где-то в другом этаже раздобыли подушки. В номерах гулял ветер, пахло дымом. И хотя подходить к окнам мать строго-настрого запретила Леньке, он успел все-таки увидеть темное, задымленное небо, разбитый угол дома и повисшую на каменном выступе детскую кроватку с блестящими никелированными шишечками.

Чай пили в ресторане. Теперь там даже днем царил полумрак, окна были заложены мешками с песком, только в одном окне наверху была оставлена узкая щель, в которую, как в тюремное окошко, скупо проникал уличный свет. Не было уже ни белых скатертей на столах, ни суетящихся официантов, ни хозяина за буфетной стойкой. Какой-то замухрыжистый старичок в грязном фартуке разносил по столам жиденький чай в стаканах без блюдечек и ложек. И все-таки в ресторане было всегда полно. За стенами бушевала гроза, а за столиками пили, ели, разговаривали, шутили, смеялись, спорили…

Иногда появлялся в ресторане старик Поярков. С деланной улыбкой, больше чем обычно выпячивая живот, позвякивая связкой ключей, проходил он мимо пустой буфетной стойки, смахивал с прилавка бумажку, ставил на место стул, поправлял клеенку на столе.

— Ну, как? Что нового? — спрашивали у него.

— Отлично, отлично, — говорил он, потирая осунувшуюся щеку.

Однажды он подошел к столику, за которым сидели Александра Сергеевна и Ленька.

— Ну что, как, чиж паленый? — сказал он, потрепав Леньку за ухо. — Страшновато небось?

— Нет, — ответил Ленька. — Мы пгивыкли.

— Вон как! Быстро вы…

— Мы из Петрограда, — с улыбкой объяснила Александра Сергеевна.

— Вон что? Значит, воробьи стреляные?..

Хозяин постоял, поиграл ключами и хотел уже идти, но вдруг повернулся к Александре Сергеевне и сказал:

— Да, кстати, сударыня… я хотел спросить… Вы тут на днях разговаривали с молодым человеком…

— С каким молодым человеком?

— А такой… блондин… высокий… в курточке вроде как у жирафа…

Ленька взглянул на мать и увидел, как изменилось, стало напряженным, суровым и холодным ее лицо.

— Ах, я понимаю, о ком вы спрашиваете, — спокойно сказала она. — Действительно, оказалось, что мы с ним старые знакомые — еще по Петрограду. Это двоюродный брат одной моей гимназической подруги — Мальцевой. Вероятно, вы знаете — известный фабрикант Мальцев.

— Ну как же!.. Хрусталь и посуда.

— Вот, вот… А почему, собственно, вы интересуетесь им?

— Да так просто. Личность показалась знакомой. А где же он тут проживает?

— Если не ошибаюсь, он живет у своего дяди, где-то на Казанском бульваре.

— А дядю его вы тоже знаете?

— Нет, дядю не знаю.

— Так. Ну, извините… Не темно вам тут, у этой баррикады?

— Нет, благодарю вас, ничего…

Хозяин поклонился и отошел к буфету. Ленька еще раз посмотрел на мать. Она сидела все с тем же, незнакомым ему, суровым и напряженным лицом. Он ничего не сказал ей и ни о чем не спросил.