Л. Пантелеев - Том 4. Наша Маша. Из записных книжек

Вчера опять не было электричества. Зато сегодня оно сияет в полную силу, и мы воспользуемся этим и будем жаловаться на Машу.

Девочка она, что называется, сложная. Может быть ангелом, светлой, обаятельной личностью, а бывает и так (и часто бывает), что с трудом сдерживаешь желание выпороть ее.

Упрямство («отцовское», как уверяют мама и тетя), переходящее в то патологическое состояние, которое называется негативизмом.

— Маша, сними, пожалуйста, локоть со стола.

Ставит оба локтя.

— Сними локти. Прошу тебя.

Нагло смотрит, смеется, локтей не снимает.

— Маша, кончится плохо! Пойдешь в коридор (то есть на веранду).

Знает, что дело идет к этому, что отец не шутит, но какой-то бесенок толкает ее на край пропасти.

Через минуту она на веранде, за закрытой дверью, дико ревет.

Прибегаю к этим крайним мерам редко и не всегда со спокойной совестью. Предпочел бы не пользоваться угрозами и наказаниями.

. . . . .

Плакса порядочная Машка. И это меня тоже огорчает. Бывает, правда (как сегодня это несколько раз было), — скувырнется с крыльца, сделает сальто-мортале через три-четыре ступеньки, больно ударится и — хоть бы что. Не плачет, только испугается слегка. А другой раз скажут ей:

— Маша, иди руки мыть, пора обедать.

И — слезы на всю улицу.

21.6.58.

Многие слова она произносит четко, правильно, иногда даже комично, утрированно правильно, но говорить до сих пор не говорит, глаголами почти не пользуется…

Первое, что она усвоила, — это окончания ласкательной и уменьшительной формы.

Маму она называет:

— Мамсинька.

Меня — папсинька.

Слова эти придумала сама — чуть ли не полгода тому назад.

Лялю называет:

— Тетя Лялячка!

То есть «чка» прибавляет к «Ляля».

Мария Федоровна учила Машку петь:

Машка пробует петь:

23.6.58.

Вечером, после позднего нашего обеда, ходили на озеро. Видели много лодочек, видели уток, видели белую собачку, видели, как дядя мыл в озере лицо — себе и мальчику своему.

На обратном пути Машка поразила нас своей художнической наблюдательностью. Увидела на заборе орнамент в виде ромба и говорит:

— Конфета!

В самом деле, похоже на завернутую в бумажку карамель. Мы похвалили Машку, после чего невозможно было оторвать ее от заборов, поскольку все заборы в Курортном районе украшены только этим стандартным орнаментом…

Перед сном сидела у меня, разглядывали книгу «Шаляпин». Увидела на групповом портрете Немировича-Данченко и говорит:

— Дядя Ленин!

Показал ей открытку: памятник Ленину у Финляндского вокзала.

Вглядевшись, Маша узнала Ленина.

…Мама укладывала Машку спать. Папа курил во дворе. Слышит, Машка барахлит за занавеской, не хочет спать.

— Это что такое?! — зарычал папа. — Спать сию же минуту!

И ушел.

Машка стала тихонько звать его:

— Папся! Папсиночка!

Мама ей говорит:

— Скажи «папа» громко.

И Машка стала кричать:

— Папа-громка, папа-громка!

Засыпает она по вечерам плохо. Сами виноваты: разгуливаем ее.

2 ГОДА

15.8.58.

Стыд и позор нерадивым родителям! Почти два месяца не заглядывали в эту тетрадку.

Оправдания есть? Есть.

Но оправдываться не будем.

Лучше запишем то, что запомнилось.

. . . . .

Лето стоит никудышное. Дожди, холодина, неделями без передышки дует норд-ост. Однажды ночью в саду у нас повалило яблоню.

26 июля приехали долгожданные гости с Кавказа: бабушка Люба и Машин двоюродный брат Павлик.

Маша спит вместе с мамой в маленькой комнатке. Бабушка и Павлик — в большой проходной комнате, столовой.

Теперь по утрам я никогда не вижу Машку, но со слов мамы знаю, что изо дня в день по утрам происходит одна и та же история. Машка просыпается, вскакивает на ноги, стоит в кроватке в долгополой своей ночной рубашонке, смотрит в сторону матери и басом гудит:

— Мммм-синька! Мамсик! Буди! Мамсик! Буди!

«Буди» — это значит «проснись».

Затем, перебравшись на постель матери, отодвигает занавеску и выглядывает за окно:

— Сонышко! Шляпка! Тап-тап.

Это значит: «На дворе солнце. Где моя шляпка и туфли? Гулять пора».

Одевшись (или, вернее, дав себя одеть), Машка бежит будить Павлика. Павлику десять лет, спит он крепко.

Маша подбегает к его раскладушке, трясет мальчика за бронзовое, загорелое плечо и басом кричит ему в ухо:

— Батишка, буди! Батишка, буди!..