Михаил Панин - Матюшенко обещал молчать

— Здравствуй, — сказала она, распрямившись и весело глядя на него. — Еще один кавалер явился, а барышни нет дома! Что с вами делать — заходи.

Он вежливо поздоровался и, не очень поняв, что она сказала, прошел вслед за Надей в комнату.

В углу вверх ногами стоял какой-то человек. Лица его не было видно, его закрывали лохмы неопределенного цвета, время от времени человек дул на них, чтобы в образовавшийся просвет глотнуть воздуха. Он был в одних брюках. Из опавших штанин торчали волосатые ноги в сандалиях — как две кривые палки.

— Я так понимаю: явился мой соперник? — глумливо сказала фигура, не меняя позы. — Что ж, давай для начала познакомимся: Самохин.

Он немного подумал и назвал себя, пожал протянутую ему руку...

Надя прыснула и убежала на веранду. «Хотите киселя из вишен? — крикнула в открытую дверь. — Только он еще горячий».

И они остались с Самохиным одни. Он присел на краешек табуретки — Самохин в полном молчании продолжал стоять на голове. Так прошло, наверное, минуты три. «Надо что-то сказать, — думал он. — Хотя человек стоит на голове, все равно молчать неудобно. Черт-те что получается».

— Жарко сегодня, — сказал он.

— Ага, — фыркнул Самохин, — жарко. Ты за этим сюда пришел: сообщить мне эту новость?

— А почему вы говорите мне «ты»? Мы с вами не знакомы.

— Как же не знакомы? Только что познакомились, вот чудак!

— Все равно...

— А вообще-то я и по морде могу дать, я такой.

Надя вошла и присела на кровать. Это его приободрило.

— Я тоже могу дать, — сказал он. — Еще посмотрим, кто кому набьет морду.

— Силен! А ты хоть знаешь, с кем говоришь?

— И знать не хочу.

— Скажи ему, Надежда, с кем он говорит.

— Хватит вам! — сказала Надя.

— Нет, ты ему скажи, скажи, чтобы потом разговоров не было. А то я за себя не отвечаю.

— Он чемпион области по дзюдо, — сказала Надя и вздохнула. — Почти мастер спорта.

— Кандидат в мастера, — уточнил Самохин. — Словом, парень, сделай так, чтобы я тебя искал... Двоим тут нет места. Иначе, если я встану, ты представляешь, что я с тобой сделаю? Ты представляешь вообще, что может сделать с человеком кандидат в мастера спорта по дзюдо? Я тебе поломаю все кости.

Черт возьми, думал он тоскливо, уверенность в себе придают человеку занятия некоторыми видами спорта — бокс, борьба, штанга, а вовсе не импортный пиджак, давно известно. И надо бы с самого начала записаться именно в такую секцию, а не на этот дурацкий баскетбол, где ему все равно не снискать лавров — не хватит роста. Что теперь делать — уйти? Не драться же с мастером спорта по дзюдо. Но продолжал сидеть. А Надя еще раз сказала: «Хватит вам».

Между тем Самохин решил переменить позу. Он опустился сначала на четвереньки, глянув при этом между ног — мол, ты все еще испытываешь мое терпение? — а потом лег на спину, вытянув руки и ноги.

— Шавасана, — загадочно сказал он сам себе, — поза трупа... поза идеального отдыха. Все тело полностью расслабляется, а мозг отключен. Замедлите дыхание, а затем приступайте к расслаблению тела, начните с кончиков пальцев на ногах.

Самохин пошевелил не очень чистыми пальцами, торчавшими из прорезей сандалий — «христосиков», и, чуть приподнявшись, посмотрел на них.

— Затем расслабляем ступни, голени, бедра, грудь... Вы перестали чувствовать себя. Теперь отключите мозг, уйдите в какую-то высь, уйдите в полет...

Самохин замолчал, вытянулся, перестал, похоже, дышать и в самом деле напоминал теперь костлявый, смуглый от загара, длинный труп.

Надя, насмешливо взиравшая на них обоих, вздохнула и принялась демонстративно листать учебник.

Минут через пять Самохин открыл глаза, пошевелил руками и ногами, скосил взгляд.

— Ты еще здесь? Ну-ну, ты, кажется, дождешься...

Но приводить свои угрозы в исполнение опять-таки не спешил. За полчаса он сменил еще пять или шесть поз, перед каждой приговаривая какие-то устрашающие слова: сарвангасана, випаритакарани, йога-мудра, кобра... словно объявлял очередной номер. Садился по-турецки и далеко назад откидывал туловище и голову, делал мостик, опять садился и, угрожающе выпучив глаза, вертел головой. Наконец, устав или исчерпав все позы, снял с тощей руки часы и положил их перед собой на пол.

— Ну все, — сказал, глядя перед собой пустым взглядом, — даю три, нет — две минуты. Если не уйдешь...

И стал считать: один, два, три, четыре...

— Перестань паясничать, Самохин! — закричала Надя. — Уходите! Оба! Как вам не стыдно!

Самохин, не глядя на нее, упорно продолжал считать: