Павел Карпов - Юность Ашира

— Возьми, — рассеянно сказал ей Федор.

— Сколько сделали? — спросила девушка приятным грудным голосом.

— Тридцать… Ашир, отдай!

Ашир сложил каркасы на краю стола и задумался: что же делать со своим? Что каркас им сделан надежно, он был уверен и все-таки медлил — а вдруг забракуют? Эх, показать бы его раньше Федору, а теперь неудобно, чего доброго скажет, что не годится, и тогда хоть сквозь землю провались.

«Ничего, среди других сойдет», — успокоил себя Ашир.

Девушка пересчитала каркасы раз, другой.

— Здесь тридцать один, просчитались вы, ребята! — задорно тряхнув косичками, сказала она.

— Считай, Светлана, лучше, у нас арифметика точная. Прошлый раз ты меньше насчитала, сейчас больше…

Ашир впервые услышал от Федора такую длинную фразу.

— Арифметику мы вашу знаем, — вспыхнула девушка, — по пальцам считаете!

— А если больше, тем лучше! — Федор повернул голову, но Светланы уже не было в мастерской. — Видал, какие у нас стерженщицы! — пришлось и на долю Ашира несколько слов этого молчальника.

Других девушек из шишельной Аишр уже видел, а со Светланой встретился впервые. После ее ухода он вспомнил, как подозрительно она посмотрела на тридцать первый каркас, и с тревогой ждал, что девушка со светлыми косичками вот-вот принесет его обратно. Но время шло, а она не приходила.

Вместо нее минут через пятнадцать в мастерскую шумно вошел Максим Зубенко. Размахнувшись, он швырнул в угол что-то напоминавшее обрубок толстого троса. Ашир даже присел. Он сразу же догадался, что каркас, который он сделал и на который не мог налюбоваться, Максим превратил в жгут из перекрученной проволоки.

— Брак хотите сплавить! А подумали, что делаете? — говорил Зубенко негромко, но с сердцем, почему-то обращаясь к Аширу на «вы». — Мало о нас говорят и пишут, хотите мину под меня подложить!

Ашир никому не собирался подкладывать мины. Он сам стоял будто на раскаленной сковороде, готовый сорваться с места и бежать, куда глаза глядят. Он не мог раскрыть рта, чтобы сказать слово в свое оправдание, и только стиснул зубы, отчего скулы у него обозначились еще резче. Федор же развел в стороны руки и бессмысленно моргал, глядя на Максима. Вдруг его осенила догадка:

— Это тридцать первый, а я еще подумал, откуда он взялся…

— Срамота! Максима Зубенко в глаза называют бракоделом. Что, у меня руки отсохли или не тем концом воткнуты?

Аширу было уже невмоготу молчать. Говорит, говорит этот Зубенко, а прямо не скажет. Ведь знает, что это он, Ашир, все натворил.

— Я виноват, один отвечать буду. Правильно?

Глаза у Ашира горели злой решимостью. Максим мигом перехватил этот взгляд и, сделав над собой усилие, спокойно ответил:

— На всех пятно ложится…

— Почему на всех, я один виноват, — упрямо твердил Ашир.

Максим недружелюбно смерил его с мог до головы пристальным взглядом.

— Не бери на себя, Ашир, лишнего, можешь надорваться!..

Буря так же быстро улеглась, как и налетела. Через час в шишельную вместо одного бракованного отнесли семь отличных каркасов. Среди них один был сделан руками Ашира. В забракованном каркасе оказался всего- навсего лишний кусочек проволоки. Он-то и испортил все дело.

— Недосмотрел…

Во втором каркасе лишнего уже ничего не было, но Ашир не мог успокоиться. Ему хотелось сделать что-нибудь необыкновенное, чтобы сразу забылась эта история.

Он ждал, что теперь скажет Максим, молчание которого начинало его тяготить. А Зубенко хмуро возился возле тисков. Его мускулистые руки и плечи выглядели словно отлитыми из бронзы, бугристая, раздвоенная глубокой канавкой спина чуть ли не закрывала собой окно во всю ширину. Но вот он повернулся к Аширу и сказал, казалось, вложив в слова всю свою недюжинную силу:

— Не в лишнем кусочке проволоки дело. Самовольничать в коллективе не надо. Я так понимаю!..

— Слесарная мастерская при литейной, где работал Ашир, считалась на заводе тихим уголком — не то что огромный механический цех, или кузнечный, или отдел главного механика. Ее выстроили только в этом году, раньше каркасники работали вместе с модельщиками в одном помещении, разделенном тонкой переборкой.

Возле новой слесарной, как раз против входа, совсем еще недавно высилась куча битого кирпича и мусора, оставшаяся после строителей. В обход ее вдоль забора вскоре проделали тропку и перестали как-то эту кучу замечать.

Коноплев дошел до угла, повернул к забору, сделал несколько шагов и остановился. Злополучной кучи не было, к мастерской вела вымощенная кирпичом дорожка. Возле стены стояла негодная опока, приспособленная под мусорный ящик.