«Впрочем, какое мне до него дело!» — подумал Юрки. Он идет домой, и нечего бередить душу думами о каком-то Васселее. Домой! А как там дома?..
И мысли Юрки приняли новое направление, и жизнь опять показалась ему запутанной. Кто знает, как все будет. Может, опять придется бросить дом и уйти, оставив все хозяйство на жену и мать. И будут они тянуть его, как тянули уже много лет. А может, никуда не уходить? Остаться дома и заняться хозяйством? А на свете пусть что угодно творится. Поразмыслив, Юрки решил: как народ живет, так и он будет жить. Что народу надо? Народ хочет жить в покое, пахать землицу и ждать, что ему бог пошлет. Обещать-то все мастера. Хлеб народу все обещали. Ухтинское правительство обещало. Финны обещали. Большевики тоже обещали. Юрки твердо знал, что их, карел, никто раньше не кормил и кормить не будет. Наоборот, все норовят что-нибудь отобрать. Впрочем, ему-то бояться нечего. Его поле так мало родит, что самим не хватает. Хочешь, чтобы в доме хлеб был, берись за топор и вали лес. Чья бы власть ни была, а лес карельский небось всем годится. А дерево само собой не повалится, его срубить надо — без рабочих рук не обойдешься.
Уверенный, что работа ему найдется, Юрки настолько успокоился, что устроил привал и, подкрепившись, даже уснул сразу же, как только прилег. Но и во сне он видел свой дом. Ему приснилось, будто он посеял на своем поле ячмень, а выросла почему-то рожь, да притом такая густая, колос к колосу, и такая высокая, что он не мог дотянуться до колосьев. Стоит он и так пытается, и сяк старается, весь в поту уже, измучился, а до колосьев добраться не может.
Юрки проснулся весь в поту. Хотя солнце уже зашло за деревья, в лесу было душно и жарко. Из-за леса выползали черные грозовые тучи. Юрки схватил кошель и отправился в путь.
Дом Юрки стоял в центре деревни. Впрочем, это был не дом, а домишко, состоявший из избы да холодных сеней. Менялись времена и власти, а избушка эта стояла на своем месте, в самом центре деревни, по-прежнему поглядывая на мир как бы презрительно, потому что избушка с одного края чуть осела. Одно окошко смотрело прямо, серьезно, а другое, перекошенное, словно было прищурено. Взглянешь на избушку и не поймешь, то ли она стоит нахмурившись, то ли усмехается.
Уже начинал брезжить рассвет, когда Юрки добрался до дома. Стучаться ему не надо было — стоило потянуть за веревочку, свисавшую из дырочки на низкой двери, как щеколда с мягким стуком поднялась и дверь отворилась сама. В сенях все было по-старому, но Юрки показалось, что чего-то не хватает. Не было привычного, знакомого запаха навоза, доносившегося прежде из хлева, и поэтому у Юрки было такое ощущение, словно он вошел в чужой дом. Конечно, он знал, что у них нет ни коровы, ни даже теленка и что в хлеву сейчас чисто и сухо.
Едва Юрки переступил порог, как на шею ему бросилась грузная большая женщина в нижней рубашке:
— А-вой-вой! Пришел!..
Это была жена Юрки, Окку, или, как ее звали в деревне, толстая Окку. Кое-кто посмеивался, что в доме Юрки потому и живут бедно, что толстая Окку съедает все, что можно съесть. Это, конечно, была неправда. Окку ела не больше, чем другие, наоборот, даже меньше, потому что она часто хворала и почти ничего не ела. Ленивой она тоже не была, но нередко силы изменяли ей, и она вдруг хваталась за грудь и со стоном в бессилии опускалась на лавку. Случалось, целыми неделями не вставала с постели.
Вокруг Окку, вцепившейся в мужа, кружилась мать Юрки, сухонькая и бойкая старушка, стараясь тоже обнять сына. Но подступиться к Юрки ей никак не удавалось, потому что Окку заслонила его своим грузным телом.
Мать да жена — вот его семья. Много лет назад Окку родила ему сына, родила в таких муках, что думали — роженице и новорожденному жить не суждено. Ребенок прожил всего две недели, и Юрки, сделав маленький гробик, сам отнес его на кладбище, а Окку смогла подняться на ноги лишь много недель спустя.
— А мы семян достали, — радостно сообщила мать, обнимая сына.
— Вот хорошо. Откуда?
— Из Энонсу привезли. Сказали, что раз глава семьи на военной службе у правительства, то положено…
— Бесплатно дали?
— Какое там бесплатно! Осенью из урожая заберут, сколько им потребуется.
— Им куда больше потребуется, чем у нас уродит. — Юрки помрачнел и, сбросив кошель, стал выкладывать на стол остатки своих дорожных харчей, сбереженных для дома.
Оказалось, что Окку и мать вспахали и взбороновали и поле. Пахали и бороновали они на себе, по очереди впрягаясь в соху и борону. Удивительно, что после такой работы Окку опять не слегла. Возделали они, правда, лишь половину поля, ту, где была супесь. Да и семян ячменя у них было, как раз чтобы засеять эту вспаханную часть. Так что Юрки пришел домой вовремя, как раз к севу.
Читать дальше