Антти Тимонен - Мы карелы

— Понимаешь теперь? — спросил Левонен.

— Начинаю кое-что понимать, — задумчиво ответил Юрки.

Он знал, что заснуть ему теперь не удастся. Он лежал на спине и слушал разговор мужиков, вышедших к костру поесть. Симо, судя по всему, помогал тунгудцам расставлять посуду на столе. Слышно было, как жаловался на житье в Тахкониеми. Мол, скука там страшная, деревенька захолустная, а народ такой, что ему все равно, что в мире творится и кто у власти стоит, просвещай не просвещай, все без толку…

Потом стало тихо. Юрки догадался, что там Левонен молится перед трапезой. Он знал, что старик буквально выходит из себя, если кто-то при его молитве хоть одно слово проронит.

Про себя Юрки даже не мог толком сказать, верит он в бога или не верит. Где было положено, он тоже крестился. Но он никогда ничего не просил у бога. Он думал про себя, что если бог действительно существует, то возненавидеть он должен прежде всего тех, кто только и знает, что торчит перед иконой и клянчит — господи, сделай то-то, не делай того-то, кто по десять раз на дню просит простить грехи свои, а сам, глядишь, тут же опять грешит. И не стыдно им просить у господа помощи даже в грязных делах? Это хуже, чем богохульство. Вот и Левонен… Небось опять просит господа покарать всех тех, кто ему не по душе. Да выпрашивает у бога богатства, хотя сам уже столько добра награбастал, что девать некуда, скольких по миру пустил… А если бог есть, то ему, Юрки, он дал все, что мог дать, — дал крепкие руки, чтобы работать, и ума столько, сколько дал. И совестью наделил. Если все это от бога, то, верно, давая человеку силу, ум, совесть, бог знал, как кто ими воспользуется. Поэтому Юрки не тревожил бога, и бог тоже его не беспокоил. По натуре Юрки был человеком миролюбивым, он хотел, чтобы бог и люди жили между собой в мире. Вот попы пугают крещеных, будто после смерти будет страшный суд. Если этот суд и будет, то, наверное, для того, чтобы взвесить, поступал ли человек по той совести, которая была ему богом дана. Если за что-то придется ответить, что ж, ответим, никуда не денешься…

Наконец Левонен и его спутники поели и вернулись в избушку.

— Ты что, больной, что ли? Все лежишь… — спросил Левонен у Юрки. — Мог бы встать и хоть посуду помыть.

— Я свою посуду помыл, — буркнул Юрки в ответ.

— Ну-ну! — заключил Левонен многозначительно.

Борисов и Кирьянов ждали, пока Левонен выбирал себе место на нарах. Наконец Левонен улегся.

— Да хранит нас бог и сбережет наш покой… — вздохнул он и добавил, глядя на Юрки: — …раз уж солдаты теперь пошли такие, что им лень стоять в карауле.

— Ничего, бог постережет, — невозмутимо ответил Юрки. — Ежели он не постережет, то от часовых толку мало.

В вершинах деревьев шумел ветер. Дождь перестал, и начало проглядывать солнце.

Не успел Юрки задремать, как Левонен разбудил его:

— У нас большие ноши. Ты поможешь нам нести?

— Нам не по дороге, — сообщил Юрки.

— Как не по дороге? Куда же ты путь держишь?

Юрки ответил неопределенно: время, мол, сейчас такое, что не положено говорить, куда и зачем идешь. Должны же члены правительства понимать, что солдат подчиняется лишь своему непосредственному начальству и что есть вещи, которые солдат не имеет права разглашать…

Когда Юрки проснулся, все спали. Лишь перед избушкой на чурбаке возле стола сидел Кирьянов, сменивший на посту Симо. Увидев Юрки с кошелем, он спросил:

— Ты пошел? А что сказать, если спросят?

— Скажи, что Юрки ушел по делам Карелии. Ну, бывай.

Сперва Юрки шел по тропе в сторону Вуоккиниеми. Но, скрывшись с глаз Кирьянова, он свернул налево и пошел прямо по лесу. Взмокшая от пота рубашка уже прилипла к спине, а он все шел, не останавливаясь. Лишь оказавшись в глухой низине, поросшей густым ельником, он сделал привал и решил позавтракать. В кошеле у него осталось несколько окуней, пойманных вчера Симо.

По небу плыли легкие облака. Из распустившихся почек выглядывали зеленые листики величиной с мышиное ушко. Юрки лежал на мшистой земле и разглядывал их. На душе у него вдруг стало спокойно. Да, теперь он сделал свой выбор, и от него он уже не откажется. Так что чуток и подремать можно. Что будет дальше, там видно будет. Сверху грело солнышко, сбоку подогревал костер: они словно соревновались. Но ветер опять начал усиливаться. Верхушки деревьев раскачивались где-то высоко-высоко, и, глядя на них, возникало приятное ощущение, будто мшистая земля, на которой Юрки лежал, тоже мерно покачивалась.